Стояли насмерть.
И. Т. ШКИРТИЛЬ, капитан 2-го ранга запаса
Весной сорок первого я и мои друзья, служившие в отдельной роте связи береговой обороны Краснознаменного Балтийского флота, уже подсчитывали, сколько дней и месяцев остается до конца службы. Оставалось не так уж много: лето, осень — и все. Мы строили планы па будущее. Но им не суждено было сбыться: в ночь па 22 июня началась война.
И время, которое в последние месяцы тянулось для для пас страшно медленно, казалось, полетело. Его стало катастрофически не хватать, так как нам, связистам, было поставлено много задач. Людей же не прибавилось.
Надо было дать проводную связь на острова Большие и Малые Роги, лежащие в бухте Харалахт против Палдиски, а также на острова Эзель и Даго — до них было еще дальше. Мы участвовали в прокладке новых проводных линий, связавших штаб береговой обороны флота с артиллеристами, пограничниками, частями Красной Армии, располагавшимися в Палдиски. Надо было подготовить позиции в своем секторе обороны (нам выделили такой сектор наравне с другими подразделениями)— выкопать окопы полного профиля, построить капониры и дзоты, сделать ходы сообщения.
Многому обучен моряк, только не обращению с шанцевым инструментом. Пришлось постигать и это. Мыс, на котором располагался наш штаб, укреплялся и с суши. Бойцы нашей роты изрядно поработали лопатами, помимо обеспечения новых укреплений связью.
Наконец, когда справились со всеми делами, пришел приказ - выделить пол роты в распоряжение командира 94-го отдельного батальона морской пехоты капитана Шевченко. Мы заняли окопы, которые сами подготовили.
Особое задание
14 августа день был отменный — ясное небо, горячее солнце над головой. Легкий ветерок чуть рябил воду бухты и веял прохладой. Часовые вели наблюдение,
большицство бойцов отдыхало. И вдруг дрогнул воздух. Это орудия береговой обороны, установленные на полуострове Пакри, открыли огонь. Следом загрохотало на jстровах Большие и Малые Роги. Зазвонил телефон,
командир роты приказал приготовиться: по дороге подходил враг.
Вскоре мы увидели противника. На машинах, мотоциклах и бронетранспортерах фашисты мчались к городу, к нашим укреплениям. И тотчас заговорили пулеметы, затрещали винтовочные выстрелы. Гитлеровцы остановились, рассредоточились, залегли и открыли ответный огонь. Перестрелка шла до поздней ночи, но враг не продвинулся ни на шаг пи в этот день, ни в последующие. Моряки стойко держали оборону.
Однако вскоре Палдиски остался в тылу наступавших фашистских войск. Шли бои за столицу советской Эстонии Таллин. Тогда нам пришлось отойти.
Уходили солдаты. Уходили моряки. Из состава роты связи было приказано выделить группу, которой поручалось изорвать технику и помещения штаба береговой обороны, чтобы враг не смог их использовать. Старшим этой группы назначили меня.
Выстроили тех, кто остался после многих дней упорных боев, — чуть более трех десятков связистов. Вперед вышел начальник связи капитан Калинин и сказал:
- Моряки, нужны шесть человек, которые останутся для выполнения особого
задания. Быть может, им не удастся уйти морем, обстановка сложная, враг
рвется вперед. Придется прорываться к своим, в Ленинград
сухопутьем, с оружием в руках.
Я взял с собой тех, кто первым сделал шаг вперед из строя. Остальных у причала ждал транспорт «Балхаш». На нем наши товарищи уходили в Кронштадт. Мы немного завидовали им, но и гордились доверием, которое было нам оказано.
Свистели пули, невдалеке рвались мины и снаряды, бой кипел теперь уже в городе.
Мы знали, что главные объекты подготовлены к подрыву— штаб береговой обороны, телефонная станция, радиостанция. Схемы минирования у меня были, и нам понадобилось совсем немного времени, чтобы взорвать здания и поджечь то, что не взорвалось, использовав бутылки с горючей смесью. А потом мы перерубили во многих местах кабели связи. Те самые кабели, которые сами тут наводили.
Выполнив задание, решили пробираться в порт. Хотелось есть, а там можно было найти продукты, чтобы сейчас подкрепиться и подготовиться к дальнейшей нелегкой дороге но тылам врага.
В порту Павел Кокарев увидел машину, передние колеса которой провалились сквозь прогнившие доски настила. Видимо, ее хотели сбросить в воду, да не смогли. В кузове оказалось как раз то, что мы искали: консервы, сгущенка, сахар, сухари. Мы запаслись продуктами, машину подожгли. И вдруг услышали:
— Что вы делаете, мать вашу... Ориентир врагу даете! Зачем запалили огонь?
Оказалось, к пирсу подошел катер ОХРа — охраны рейда. Покидая базу, командир увидел пламя и решил выяснить, кто «сигналит» на берегу. Он меня сразу узнал:
— Эго ты, Шкиртиль! Что ты здесь вытворяешь?
После короткого объяснения командир принял на
борт нашу группу. Едва катер отошел, как порт заняли вражеские автоматчики. Был пятый час утра 29 августа 1941 года. Через два с половиной часа, уже на Таллинском рейде, нас пересадили на эскадренный миноносец «Яков Свердлов».
Трудным был путь в Кронштадт. Эсминец погиб, все мы оказались в воде. И не только мы. Наши корабли подрывались на минах. С берега враг обстреливал их из орудий. С безоблачного синего неба пикировали фашистские самолеты, расстреливая плавающих в воде людей из пушек и пулеметов.
Нам, связистам, повезло, — всех подобрал пароход «Чапаев» (когда-то, на первых годах службы, мне приходилось на нем перебираться из Кронштадта в Ораниенбаум). Теперь нас снова доставили в Кронштадт. Ошвартовались к Петровской пристани. Вскоре мы были в помещении школы оружия учебного отряда КБФ.
Первая отдельная...
В учебном отряде пополнялась 1-я отдельная бригада морской пехоты. В те дни много собралось нашего
брата в кронштадтских казармах — с кораблей, базировавшихся на Ленинград
и Кронштадт. И моряки, разными путями пришедшие из Таллина. И те, кто только начал флотскую службу в самом учебном отряде.
Здесь переодели, точнее, одели заново. Здесь
нормально кормили. Здесь, наконец, все мы получили возможность хоть немного прийти в себя после бессонных ночей. Однако наши помыслы были об одном —
быстрее уйти из казарм на фронт: враг рвется к Ленинграду, и мы, матросы, должны встать на его пути, остановить его!
И вот долгожданный сигнал большого сбора. Бригада выстроилась на плацу. Комбриг, полковник Т. М. Парафило, объявил:
Товарищи, получен приказ переправляться в Ленинград. Оттуда пойдем в окопы!..
Посадка на баржи и буксиры началась в темноте.
К утру все бойцы бригады были высажены на Выборгскую набережную Невы, у Военно-медицинской академии Жизнь в Ленинграде текла своим чередом. По улицам проходили люди. Лица их были озабоченны и строги. грохотали трамваи. Автобусы привычно поворачивали с Литейного моста на набережную.
Подана команда, и все зашевелились. Появились комбриг, начальник штаба полковник И. Е. Гусев, какие-то армейские товарищи, милиция. Почти беспрерывно подходили городские автобусы и до отказа наполнялись моряками. Машины поворачивали на мост и скрывались из виду. Вскоре подошел и наш черед. Уже в автобусе мы узнали, что везут нас прямо на передовую и там уже выдадут оружие.
С проспекта Стачек повернули на Таллинское шоссе,
тогда еще асфальтированное не полностью. До Красного Села оставалось несколько километров, когда съехали на проселочную дорогу и уже по ней тряслись километра четыре. Затем наш караван остановил матрос
с красным флажком. «Дальше нельзя! » — заявил он.
Заглохли моторы автобусов, и мы услышали близкую перестрелку, Глухо рвались снаряды и мины. Все тот же парень с флажком показал, куда надо двигаться, и мы отправились вперед. Пересекли противотанковый ров. Еще продвинулись к какой-то возвышенности, и здесь было приказано остановиться и ждать до утра. Кто под кустом устроился, кто в яме: было не до комфорта.
Утром привезли оружие, и мы, связисты, получили винтовки. Мой друг Петр Николаев глянул на свою и сказал:
— Ха, так вот она, родная! Подраил я ее досыта еще в школе связи — и на тебе, снова в моих руках!..
Отверстия на патронниках учебных винтовок были заварены. Сейчас это опять было боевое оружие, из которого нам предстояло стрелять в фашистов. Правда, такие винтовки выдали только вспомогательным подразделениям— писарям, связистам, шоферам. Видимо, предполагалось, что не часто придется пускать их в дело.
Однако в дело они пошли быстро. На рассвете бригада развернулась в цепи и при поддержке орудий и нескольких новеньких танков КВ пошла в атаку. Это было правее Красного Села, километрах в трех с половиной...
В рост шли матросы, не пригибались, не переползали.
— Вперед! Полундра! — неслось над цепями.
Винтовки наперевес, штыки примкнуты, за плечами
ленточки вьются... Враг не ждал атаки, и мы с ходу ворвались в первую линию траншей. Стреляли в упор, кололи штыком, били прикладом.
Наша группа — командир роты старший лейтенант Юрьев, главный старшина Сироткин, матросы Михаил Буланкин, Павел Кокарев, Николай Ковток, Петр Николаев и другие — успешно продвигалась... Достигли окраины какой-то деревни и чуть замешкались.
— Не останавливаться! Вперед, балтийцы!! — скомандовал ротный.
Ворвались в деревню, прошли уже, наверное, километра четыре, может пять.
Но опомнились гитлеровцы, усилили сопротивление. К вечеру враг ввел в бой орудия, минометы, танки. В воздухе появились его самолеты, посыпались бомбы. Наши цепи залегли. У кого была лопатка саперная, начал окапываться.
Лежим, ждем. И в этот момент видим, комбриг идет, начальник штаба, еще командиры. А впереди — невысокий человек со знакомым по портретам лицом,
— Ворошилов! — покатилось по цепи.
Моряки! Вперед нужно! Противник нас в этой низине накроет прицельным огнем. Только вперед!
Здесь смерть, - говорил маршал.
Поднялись мы и перебежками — к высоте, а маршал
дальше по цепи идет, не кланяется пулям, разрывам
снарядов. И матросы встают, идут вперед, Враг усилил огонь из минометов. Фашисты словно осатанели. Но мины и снаряды рвутся там, откуда мы
уже ушли
И в это время мой друг Павел Кокарев — он залег метрах в пяти - говорит:
обрати внимание, слева разрывы. Там Ворошилов в находится!
Я глянул. Слева от нас и чуть сзади, метров за триста, встало облако черной пыли. Как только оно рассеялось, туда пробежало несколько человек. Потом пришел танк.
Фашисты не прекращали стрельбы, и мы продвинулись под склон высоты, в мертвую зону. И тут по цепи
передали, что Ворошилов ранен в руку, на танке его вывезли с передовой.
Бой в этот нелегкий день затих лишь с наступлением
темноты...
Так проходил день за днем — в атаках и контратаках. Не всегда нам сопутствовала удача. Но моряки с честью выполняли свой долг перед Родиной. В этих
боях погиб мой друг - один из участников спецзадания
в Палдиски Михаил Буланкин. Погибли и многие другие. В нашем взводе оставалось шесть человек
из двадцати восьми.
А фашисты наседали. Они сосредоточили на участке нашей бригады большие силы, в том числе танки и авиацию, Мужественно сражались моряки. Гранатами, бутылками с горючей жидкостью отражали одну атаку танков за другой. Помогали нам зенитчики. Когда вражеские танки приближались к позициям нашей зенитной батареи, ее орудия били по ним прямой наводкой. Но слишком неравными были силы.
Нам было приказано отходить к поселку Володарский Нелегким было это отступление — через Горелово, Старо-Паново, Урицк, Лигово...
В Горелове мы втроем — я, Кокарев и Ковток — завернули в один из домов, поджидая посланного в разведку старшину 1-й статьи Николая Насекина. В сенях напились воды, затем поднялись на второй этаж, осмотреться. Только подошли к окну, началась стрельба. Оказалось, фашисты незаметно подошли с фланга. Их пулеметчики пристроились возле нашего дома и открыли огонь по дороге, по которой отступала наша артиллерия и пехота. Видим, падают солдаты. Я и Ковток дали по очереди из автомата, Кокарев бросил гранату. Пулемет смолк. И враз захлестали удары по стенкам, посыпались стекла. Мы спустились вниз и, отстреливаясь из автоматов, прячась за постройками, ушли из Горелова. Позже Насекин присоединился к нам.
В поселке Володарский собрались все, кому посчастливилось живым выйти из этих боев. Не много моряков осталось в бригаде. Пас направили в 109-ю стрелковую дивизию. Не командир выделил морякам участок обороны — от берега Финского залива почти до самых железнодорожных путей, лицом к Ленинграду: враг прорвался к берегу в районе Урицка.
Заняли позицию на ровной болотистой местности, лишь кое-где поросшей кустарником, который закрывал обзор. Начали окапываться, но грунтовая вода сразу залила окопы, даже отрытые в полроста и на буграх...
Навсегда запомнились два дня —14 и 15 сентября 1941 года. Двенадцать раз гитлеровцы шли в атаку, строча из автоматов. Беспрерывно вели огонь их орудия и минометы. Наши рубежи подвергались атакам фашистских танков и самолетов. Нередко бои перерастали в рукопашные схватки. Павел Кокарев за два дня уничтожил семь гитлеровцев. В кожухе нашего «максима» нередко закипала вода. Почти сутки пролежал Николай Ковток у пулемета, а когда был ранен, его сменил Петр Николаев.
Все меньше оставалось нас. Были ранены начальник штаба бригады полковник И. Е. Гусев и заместитель командира батальона по политической части Левченко. Из моих товарищей кроме Николая Ковтока был ранен еще старшина 1-й статьи Насекин.
В районе Стрельны держали оборону трое суток. И снова враг потеснил наших соседей справа. Опять приказ отходить — к Петергофу. Заняли позиции на окраине города. В окопы пошли все — шоферы, разведчики, связисты, коки. Здесь же находился командир батальона Кабанов — высокого роста, огромной физической силы человек, пользовавшийся уважением и авторитетом бесстрашного воина среди морских пехотинцев.
Снова отражаем атаки фашистов. За нами располагались позиции 76 миллиметровой артиллерийской батареи и орудия, как всегда в таких случаях, были выдвинуты на прямую паводку и били по вражеским танкам. Несколько танков с крестами на бортах уже пылало.
В один из критических моментов боя противнику удалось вывести из строя почти все орудия батареи. У последнего орудия остался один наводчик. Вдруг из наших окопов выскочили два бойца и, лавируя между взрывами мин и снарядов, подбежали к пушке. Она снова открыла огонь, и еще один вражеский танк запылал.
К вечеру вражеские автоматчики стали просачиваться в наши тылы. Поступило приказание отойти
к Нижнему парку. Мы заняли новую линию обороны,
окопались (теперь мы уже довольно хорошо постигли ну науку! ). Гитлеровцы все время бросали ракеты, стреляли из пушек и минометов, из автоматов и пулеметов. Снаряды и мины рвались позади нас. Калечили вековые деревья. Калечили фонтаны...
В рассветных сумерках произошло сразу два события - за нашей спиной забили фонтаны, с фронта началась очередная вражеская атака.
Мы отбили эту, и еще, и еще... А фонтаны шумели, выбрасывая в хмурое осеннее небо струи воды — «Пирамида», «Солнце», «Адам» и «Ева» — все 130, в том числе и главный фонтан «Самсон, раздирающий пасть льва". Мы знали, Самсон изображает нашу Родину, лев врагов наших, поверженных народом российским. Неужели здесь будут фашисты? Неужели мы, советские люди, не сможем разорвать пасть гитлеровского оборотня?
Сможем! Мы были уверены в этом и в тот день, когда дрались под сенью старинного Петергофского парка под шум фонтанов. Мы были уверены, что неудачи наши временные, что нашу Родину, наш народ, который ведет в боях партия большевиков, не сломить никакому врагу.
Верили — и дрались. Дрались и теряли боевых друзей: здесь, в Нижнем парке Петергофа, навсегда остался командир нашей роты старший лейтенант Г. П. Юрьев. Здесь же остался главный старшина Сиротин.
Вы помните, у Леонида Соболева в рассказе «Батальон четверых»?
— Один матрос — матрос. Два матроса — взвод. Три — рота. Нас —четверо. Батальон, слушай мою команду!
Это и про моих товарищей.
Вражеские автоматчики снова пытались обойти нас. Обнаружилось это поздно, фашисты были уже возле КП бригады. И тогда сам комбриг взял в руки автомат и повел моряков. Ни одни гитлеровец не уцелел после нашего удара.
Это было 22 сентября днем, а к вечеру мы получили приказ: сдать позиции армейскому подразделению.
Утром 23 сентября 1941 года бригада пришла в Ораниенбаум. В Верхнем парке построились, рассчитались— нас осталось меньше трехсот. Из моего взвода, кроме меня, были Павел Кокарев, Николай Ковток и Петр Николаев. Четыре человека. Батальон!
Через несколько дней, уже в Ленинграде, нам объявили, что все мы включены в состав новой, 7-й бригады. «Батальон четверых» был в полном составе передан в батальон связи этой бригады.
В седьмой бригаде
Мы стали готовиться к грядущим боям.
С раннего утра шли занятия. Большинство связистов с кораблей не знало ни армейской техники связи, ни боевого использования ее. Приходилось этих ребят переучивать. Сколько времени будет продолжаться учебный процесс, никто сказать не мог. Начальник связи бригады подполковник Гришин, офицеры-связисты майор Бурдин, старшие лейтенанты В. Е. Байков и В. Светлов, командиры взводов В. А. Клинклав, М. Митяев, Казимиров. В. Н. Пахомов, Немцев, В. Г. Измайлов и другие учили моряков тянуть полевые линии и окапываться, ползать по-пластунски и колоть штыком, стрелять и бросать гранаты. Эту науку матрос, в силу особенностей корабельной службы, не мог постичь до того момента, пока не попал в морскую пехоту. И что греха таить, поначалу многие считали, что все эти занятия и учения напрасны. Дескать, главное — матросская удаль и смелость.
«Смелого пуля боится, смелого штык не берет! » — зря поют, что ли?
Однако довольно скоро ребята поняли свои заблуждения и стали усердно переучиваться. Способствовали этому и рассказы моих товарищей, уже прошедших школу боев на суше. Здесь, в 7-й бригаде, почти все они стали командирами отделений, взводов, рот. Так Что нам приходилось не только рассказывать, но и учить, показывать.
Курс обучения был коротким. Уже 24 октября 1941 года поступил боевой приказ: занять оборону на участке Московская Славянка — Путролово. Мы сменили здесь 168-ю стрелковую дивизию полковника А Л. Бондарева.
Пыла темная, безлунная ночь. Промозглый туман клубился над не успевшими еще подмерзнуть болотистыми низинами. Сейчас он был наруку нам. Бесшумно занимали моряки окопы и блиндажи. Бесшумно сменилось боевое охранение. Бесшумно навели связисты новые линии связи.
А утром я понял, что позиции наши здесь не из лучших открытое, насквозь просматриваемое и простреливаемое пространство — и совсем недалеко враг, расположившийся на господствующих высотах. Подошли Павел Кокарев — сержант, командир отделения и Николай Ковток. Они тоже посетовали на то, что здесь придется нелегко: враг вел методический артиллерийский и минометный огонь по тропинкам и дорогам, по подходам к командным пунктам. Значит, будут частые обрывы проводной связи.
— В атаку здесь не пойдем. Но на пузе вокруг Европы путь проложим, — заметил Павел.
Путь «вокруг Европы» начался буквально через десять минут: по команде с контрольного пункта первая пара связистов отправилась восстанавливать линию в третий батальон. Пошли П. Кокарев и В. Честноков. Менее чем через час они благополучно вернулись назад, выполнив задание.
Заметно похолодало, а в наших землянках все еще «продолжалось лето, — их заливали грунтовые воды. За ночь дежурный телефонист контрольного пункта выносил ведер пятнадцать-двадцать воды.
Все так же рвались вражеские снаряды и мины, как в первый день. Все так же рвались линии связи, и на каждый обрыв уходили матросы. Но с каждым днем восстанавливать их становилось труднее. Не хватало полевого провода и телефонных аппаратов. Враг усиливал охоту за нашими людьми. Стоило ребятам перепалить через бруствер — начиналось: одна за другой падали мины. Но теперь уже не по предполагаемым путям передвижения бойцов, — по вполне определенной цели. По нашим связистам.
Однажды ушли на линию Николай Ковток и Петр Николаев. Еще до того как ребята обнаружили повреждение, был ранен Николаев.
— Ерунда, Коля. Чуть руку задело. Сейчас перебинтую и — вперед]
Пошли дальше по линии, хотя обстрел не прекращался.
— Ложись! — успел крикнуть Ковток.
Грохнул взрыв. Ковток лег прямо на провод лицом. Рукав его новенькой шипели окрасился кровью.
— Коля, что с тобой?
Застонал Ковток в ответ. Николаев обрадовался: стонет — значит жив.
— Плечо горит, браток.
Николаев расстегнул шинель товарищу, ножом разрезал рукав суконной флотской фланелевки, тельника, наложил повязку на рапу, перебинтовал своим пакетом. Ковток совсем пришел в себя. Превозмогая боль, поползли вперед. Нашли и ликвидировали обрыв. Только после этого повернули назад. Действовать так считалось нормой.
А положение под Ленинградом все усложнялось. Фашисты решили перекрыть Дорогу жизни, обойти Ладожское озеро, соединиться с финскими войсками. Шли бои за Тихвин. В эти дни одному из наших батальонов было приказано произвести разведку боем в районе Ям-Ижоры. Демонстрируя подготовку контрнаступления наших частей на этом участке фронта, мы должны были помочь тем, кто оборонял Тихвин.
Все, кто принимал участие в бою, сосредоточились в траншеях боевого охранения. Отсюда до противника было не более 150 метров. Вперед пошли саперы. Они сделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях. Тихо подавались команды. Морские пехотинцы, одетые в маскхалаты, неслышно перевалили через брустверы и поползли вперед.
Фашисты беспокоились, то и дело стреляли в сторону наших позиций. Вражеские ракеты просвечивали сквозь дымку сыпавшегося с неба мелкого снежка. Связисты шли в цепях. Рядом со мной, привязав к поясу концы полевого провода, ползли Петр Николаев и Павел Кокарев. Последний был сильнее нас обоих — тащил два телефонных аппарата. Где-то рядом ползли командир радиовзвода М. Митяев со своими радистами.
Уже совсем немного оставалось до вражеских траншей и, когда враг обнаружил наши цепи. Вздрогнула млн от разрывов. Пулеметные и автоматные трассы стремились нам навстречу. Казалось, никто и ничто здесь не выдержит. Но раздалось громкое «Полундра! Вперед! ». И уже некоторые моряки во вражеских окопах, Бьют, стреляют, гранатами глушат врага. Побежали гитлеровцы. Вскоре мы были в захваченной нашими бойцами траншее. Сюда переместился командный пункт батальона. Связь работала.
Быть может, и не стоило бы рассказывать об этой развсдке боем - в общсм-то рядовом событии. Но ведь в то время жители города Ленина голодали. И мы, на переднем крае обороны, получали двести граммов крепких, кик камень, сухарей, граммов двадцать масла, да кусочка по три-четыре сахару — это был весь дневной рацион морского пехотинца. Винтовка, казалось, весила пуд. А тут еще катушка с проводом, телефонный аппарат. И при этом надо было бить сытого, здорового фашиста.
И мы били его, били смертным боем. За нашу Родицу. За Ленинград.
Мы верили — будет на нашей улице праздник!
Веру в окончательную победу над врагом в нас укрепляли политработники. Наш заместитель командира но политической части подполковник А. Н. Мешков тогда был с бойцами, его в любое время дня и ночи можно было найти там, где было труднее всего. И всегда он нес с собой партийное слово, коммунистичекую убежденность в правоте нашего дела. Именно от него мы узнали о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. Это было большое и радостное событие.
В конце декабря 1941 года наша 7-я отдельная бригада морской пехоты была преобразована в 72-ю
стрелковую дивизию Ленфронта. Все мы, морские пехотинцы, продолжали воевать в рядах этой дивизии, и флотский дух оставался в соединении до конца войны.
Пройти пришлось немало: 72-я участвовала в боях по полному снятию блокады города Ленина, освобождала Выборг. Бывшие морские пехотинцы участвовали в десантах на островах Эзель, Даго и Вормси.
Многие бывшие матросы стали офицерами: П. Коновалов — заместителем командира полка, Н. И. Тарашкевич — командиром разведывательной роты, С. Н. Ливанов и Н. И. Кушнир возглавляли подразделения минометчиков. Бывший главный старшина В. Г. Измайлов стал заместителем начальника связи дивизии, П. А. Нестерин, Н. А. Осипов, В. Ф. Честноков, И. С. Романов— командирами взводов. Не все дошли до конца. Погиб подполковник А. II. Мешков. В 1944 году на польской земле отдал жизнь за Родину Петр Николаев. Погиб мой боевой друг Алексеенко.
Мы не боялись смерти. Но жить хотелось. Хотелось увидеть Победу. Пашу Победу1
После войны я вернулся на флот. Окончил высшее военно-морское училище. Уволился в запас весной 1963 года в звании капитана 2-го ранга. Флоту отдал двадцать пять лет своей жизни.