Парафило
Терентий
Михайлович

Морпех №1
Десантник №1

Дзержинцы в пешем строю

А. Т. Караваев, контр-адмирал в отставке

К 10 июля обстановка на северо-западном участке фронта оставалась весьма напряженной. Правда, войскам 8-й армии удалось закрепиться на рубеже Пярну Тарту. Линия обороны здесь проходила строго с запада на восток, от Балтики до Чудского озера. Однако положение наших войск нельзя было считать стабильным. Южнее же Гдова ситуация была совсем критическая. Истрепанные в боях части 118-й стрелковой дивизии отходили от Пскова к Гдову. Враг рвался к Луге, а от нее до Ленинграда оставалось меньше МО километров. По существу, начинались бои на подступах к Ленинграду. Пока на стокилометровом участке между Кингисеппом и Лугой укреплялись армейские соединения и части народного ополчения, нужно было любой ценой сдерживать продвижение гитлеровских войск...
Моряков использовали в зависимости от обстоятельств. В Тарту, например, матросы вместе с саперами минировали мосты, а накануне ухода затопили в устье реки Эма-Иыги баржу с камнями. Это подняло уровень воды в реке — какая-никакая, а еще одна преграда врагу.
Вскоре после перебазирования флотилии в Гдов выяснилось, что в городе самостоятельного гарнизона нет, если не считать милиции и небольшой группы пограничников. Поэтому в горкоме партии весть о прибытии в город кораблей флотилии была встречена с радостью.
Сразу же в наш штаб поступила просьба о сформировании отряда морской пехоты для прикрытия города с суши. Несколько раньше такую же заявку мы получили из штаба армейского соединения. Ее привез энергичный капитан в пропотевшей гимнастерке. Он представился Сергеем Долговым и предъявил документ, подтверждающий, что он является офицером связи.
Капитан 1-го ранга Н. 10. Авраамов сообщил Долгову, что на флотилии уже есть так называемый Особый отряд, сформированный в основном из курсантов Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища имени Ф. Э. Дзержинского, проходивших здесь морскую практику. По в армейском штабе должны реально оценивать его боевые возможности.
— Вряд ли сейчас в нем наберется сто человек, — сказал Авраамов. — Даже вместе с ранеными.
— Сто моряков — это неплохо, — поднял на командующего воспаленные глаза капитан. — В иных наших батальонах и того не осталось.
Авраамов промолчал: не мог же он, в самом деле, сетовать на то, что сегодня Чудская военная флотилия имеет по списку всего 428 человек. Он распорядился построить отряд.
Курсанты застыли в плотных четырех шеренгах во дворе порта. При расчете левофланговый выкрикнул:
— Двадцатый!
Итого восемьдесят человек.
Глядя на них, я подумал о том, что эти ребята, слушающие сейчас с видом бывалых вояк приказ, всего две недели назад работали с логарифмическими линейками, лакировали ногтем подчистки в чертежах, дурачились на уроках морской практики. Как же быстро война наложила на них свой отпечаток!
Капитан 1-го ранга Авраамов поставил перед отрядом задачу уничтожить остатки разгромленного фашистского соединения, которые разбрелись по лесам Гдовского района.
Затем к морякам обратился батальонный комиссар Поляков. Я уже знал этого политработника. Поляков увлекался историей, любил при случае блеснуть фактом, сравнением и сейчас, на митинге, не изменил своей привычке.
- Без малого пятьсот лет назад, — начал он свою речь — здешняя округа горела огнем, гудела боем. Немецкие псы-рыцари пытались покорить землю русскую.
Не вышло! А теперь к нам лезут их потомки. Смерть и страдания несут фашисты советским людям. Нам выпала доля вступить в бой с врагом именно на той земле, где были наголову разбиты псы-рыцари. Так не посрамим же славу, русскую!
Не посрамим! — дружно откликнулись моряки.
Сборы были недолги. Спустя каких-нибудь полчаса отряд погрузился на автомобили. Меня потянуло поехать с отрядом на передовую. Полковой комиссар Моисеев, выслушав меня, заметил сдержанно:
Смотрите, Александр Тимофеевич, сами. Только скажу вам, немало серьезных дел найдется и здесь, в Гдове
Я все же не стал менять решения и, попрощавшись с комиссаром, сел в головную машину.
Выбрившись на города, паша маленькая колонна двинулись на юго-восток. Пройдя километров тридцать, мы остановились на берегу небольшой реки у поселка Чернево. Он был совершенно пустым. Судя по всему, жители ушли отсюда поспешно. По реке плыли ящики со спичками невывезенная продукция местного предприятия это нас насторожило.
Вскоре в поселок вступил стрелковый батальон, только что выдержавший тяжелый бой с противником. Командир его не имел цельного представления об обстановке. Однако сообща мы кое-что уяснили. После занятия Пскова фашистские войска наступали на Струги Красные, а потом резко повернули на северо-запад и двинулись по дороге к Гдову, намереваясь отрезать от основных сил отходящие разрозненными группами наши части.
Вместе с командиром стрелкового батальона мы выбрали позиции на берегу реки и стали на них закрепляться. Вечер и следующий день прошли в тревожном ожидании. За это время я успел поближе познакомиться с командиром отряда моряков Поздеевым. Года два назад он был младшим командиром береговой службы. Участвовал в финской кампании. Отличился и вскоре стал младшим лейтенантом. В 1940 году Поздеев сдал экзамены в училище имени Дзержинского. Курсанты его уважали. С обязанностями командира отряда Поздеев справлялся неплохо. Его только смущало то обстоятельство, что заместитель по политчасти у него был намного старше по званию. Но очень скоро он нашел с батальонным комиссаром Поляковым общий язык.
Вот и сейчас, после обхода позиций отряда и встречи с левым соседом, командир и замполит сошлись, чтобы потолковать. Я тоже присоединился к ним. Поздеев присел на корточки, закурил. Поляков задумчиво произнес:
— Вторая ночь подходит. Тихо. Не обошли бы нас.
— Не обойдут, Яков Иванович. Мы на дороге, а немец от нее ни на шаг. Видно, к ночи подоспеет. Не мешало бы нам запасные позиции присмотреть. — И, словно остерегаясь быть неверно истолкованным, младший лейтенант повернулся ко мне: — Таков порядок.
Поздеев как в воду глядел. Едва солнце коснулось горизонта, как в лесу, вплотную примыкающем к противоположному берегу реки, полыхнуло огнем и на наш левый фланг посыпались мины. Почти тотчас же заговорили и пушки противника. У нас появились раненые.
Мы ожидали, что вот-вот в атаку перейдут танки и пехота. Но огонь артиллерии и минометов не только не ослабевал, а все усиливался.
— Этак они нас всех перебьют, — сказал Поздеев. — Что, Яков Иванович, если нам перейти на запасную?
Запасная позиция отряда находилась на возвышении, через которое тянулось шоссе.
Поляков согласился вывести людей из-под огня, и Поздеев распорядился:
— Оседлать дорогу, окопаться.
Фельдшеру Константину Павлову он приказал перейти в ложбину за пригорок. У бывшего слушателя третьего курса Военно-морской медицинской академии Павлова здесь уже был развернут, как он сам говорил, полевой госпиталь. Во время затишья он наведался в ближайшие деревни, «мобилизовал» там сельского врача и трех девушек-комсомолок, раздобыл дюжины две простыней, полотенец, несколько килограммов ваты.
Первым пациентом созданного медицинского пункта оказался курсант П. Торгашев. Возвращаясь из поселка, он попал под артобстрел. Ему скомандовали: «Ложись! » Курсант плюхнулся на землю и пополз. Делал он это очень неуклюже, пряча в основном только голову. Будь это на плацу, ребята вдоволь бы насмеялись. По теперь, когда над Торгашевым проносились смертоносные осколки, было не до смеха. Кто-то снова
крикнул «Ложись! ». Однако было уже поздно. Торгашена ранило. Товарищи втащили истекающего кровью курсанта в окоп и передали в руки Константина Павлина. Осмотрев Торгашева, он бодро заметил:
— Ничего, задеты мягкие ткани. На ноги поставим,
И ползать научим!
Окопные работы продолжались всю ночь. Как следует зарыться в землю оказалось не так-то легко. Нет, грунт был не очень твердый, просто морякам не хватало сноровки в этом деле. К утру с поставленной задачей они не справились.
По соседству с памп рыл траншеи батальон ополченцев. В этом подразделении кроме винтовок были две 45- миллиметровые противотанковые пушки и один миномет. В вооружении ополченцы превосходили нас.
А вот лопатами орудовали, пожалуй, еще хуже.
Всех подстегнула «рама»1. Она появилась в безоблачном июльском небе и долго висела над шоссейной дорогой. Бойцы, бессильные помешать врагу, лишь грозили немецкому разведчику да слали проклятья.
Рама» прилетела не зря. Скоро начался новый обстрел наших боевых порядков. Правда, на этот раз огонь вражеских орудий и минометов был менее точным, по все же он нанес урон и нам и соседям.
Спустя полчаса в атаку пошла вражеская пехота. Во время артобстрела небольшие неприятельские группы перебрались через реку и сосредоточились вблизи наших позиций.
Застучали два отрядных «максима». Захлопал миномет ополченцев. Несколько залпов по атакующим цепям дали и их «сорокапятки». Как ни скромны были наши огневые возможности, все же гитлеровцы стали отходить. Поздеев и Поляков подняли курсантов в контр- атаку. Противник вновь открыл сильный артиллерийский и минометный огонь. Тем не менее нам удалось отогнать его пехоту к реке.
Во время боя я заметил, что батальонный комиссар Поляков стал держаться как-то неестественно.
— Ранен, Яков Иванович?
— Царапнуло, — поморщился он и пополз на левый фланг.
Буквально через минуту в той стороне лопнула мина.
— Замполит убит! — понеслось по цепи.
— Ранен я, — сквозь зубы вымолвил Поляков, когда к нему подполз кто-то из курсантов. — Корнилова ко мне.
Курсант В. Корнилов был в отряде парторгом, его Поляков оставлял за себя.
Четверо моряков положили Полякова на шинель и ползком, используя паузы между разрывами снарядов, понесли его к Павлову.
В это время большая колонна фашистских солдат обошла деревню и стала наседать на нас с фланга. Особенно губительный огонь неприятель вел из крайнего дома.
— Да... Так дело дальше не пойдет, — проговорил парторг Корнилов и, повернувшись к лежащему рядом с ним курсанту Мотыжову, попросил: —А ну-ка, Володя, одолжи мне свои гранаты и внимательно следи за мной. Ежели что — бей с ребятами вон по тому домику.
— Что ты задумал? — приподнялся на локтях Мотыжов. — Они же тебя сразу гробанут.
— Помалкивай, — бросил Корнилов и быстро пополз вперед.
Поравнявшись со строением, парторг внезапно выпрямился во весь рост и с силой метнул связку гранат в окно. Раздался взрыв.
Стрельба из дома прекратилась.
Мы так и не узнали, погибли ли засевшие там фашисты от гранат Корнилова или временно притихли. А не узнали потому, что услышали зловещий гул и лязг. По окопам с быстротой молнии разнеслось слово, которое уже не первый раз леденило души бойцов.
— Танки!..
На позицию отряда двигались четыре машины. Они вели огонь из пулеметов короткими очередями. Кое-кто из курсантов начал отползать со своих мест и искать укрытие понадежнее.
— Назад! — крикнул Корнилов. — Пусть подходят ближе. Приготовьте, ребята, гранаты.
Удивительно! На войне мне приходилось не раз видеть, как люди, вроде бы не имевшие власти и особых полномочий, в какие-то моменты подчиняли своей воле других и добивались цели. Эти люди, видимо, владели "аром вожаков. Человеком с такими задатками был В. Корнилов — курсант первого курса училища имени Дзержинского. Слова его возымели действие. Моряки остановились, напряженно вглядываясь в сторону приближавшихся к нашим окопам бронированных чудовищ, В это время на фланге, где находился младший лейтенант Поздеев, прозвучало несколько орудийных выстрелов. Три вражеские машины задымились, а четвертая развернулась и, набирая ход, рванула назад.
Это соседи-ополченцы своими «сорокапятками» нанесли противнику огневой удар. Он как бы встряхнул курсантов, Они радовались, жали друг другу руки, кричали "Ура! Молодцы ополченцы! » И хоть подбиты были, как оказалось, не танки, а танкетки — настроение все равно у всех заметно повысилось.
Неудача с атакой, видимо, обозлила немецкое командование, Начался новый, еще более ожесточенный обстрел наших позиций из минометов. И курсантский отряд, и батальон ополченцев понесли потери. Из строя вышли оба «максима». Мы остались с одними винтовками.
Неожиданно наступила тишина. Длилась она минут десть. Затем мы увидели фашистских солдат. Они двигались цепью и вели непрерывную бесприцельную стрельбу из автоматов.
Эта атака неприятеля также была отбита. Однако гитлеровцы не унимались. И в этот вечер, и на следующее утро они вновь и вновь лезли на наши окопы. А между атаками усиленно били их орудия и минометы. Враг не жалел боеприпасов. Мы же не могли позволить себе даже залпового огня из винтовок: патроны были на исходе. Кончались и гранаты.
На третий день боев в отряд прибыл посыльный из штаба флотилии с запиской, адресованной младшему лейтенанту Поздееву и мне. Капитан 1-го ранга Авраамов сообщил, что орудия противника ведут сильный обстрел порта и причалов; 118-я дивизия отступает, ее обоз, артиллерия и часть бойцов уже прибыли в Гдов. «Курсантскому отряду срочно возврати
ться в порт», — приказывал командующий. Трудно было нам с Поздеевым судить о положении дел в Гдовском районе, особенно после того, как на нашей высотке между деревушками вновь наступило затишье. Возможно, после сильного сопротивления батальона ополченцев и курсантского отряда немцы отчаялись вырваться на шоссе на нашем участке и решили обойти эту седловину стороной. Не менее резонно было предположить, что другие части фашистских войск уже окружили Гдов с востока и мы, а следовательно, и большинство подразделений 118-й стрелковой дивизии попали в окружение.
Однако после полудня на шоссе со стороны Гдова показались автомашины. Кое-кто из курсантов было встревожился. По грузовики оказались из лиговской автоколонны.
Бойцы—их стало вполовину меньше — быстро погрузились, и мы направились в Гдов.