Парафило
Терентий
Михайлович

Разведка боем

В. А. Марков, полковник в отставке

В морскую пехоту я попал из авиации. Случилось это в сентябре 1941 года. В те дни из личного состава 19-й авиаэскадрильи КБФ спешно сформировался отряд добровольцев для действий на сухопутье. Записался в этот отряд и я.
Меня вызвал комиссар эскадрильи.
- Значит, решил идти на фронт? — спросил он. Решил, — отвечаю, — не могу в такой момент у аэродрома без дела сидеть.
А надо сказать, момент тогда был действительно критический. Гитлеровские полчища подошли вплотную к Ленинграду, Фронт приблизился и к нашему аэродрому. Натиск врага сдерживался здесь в основном артиллерийским огнем балтийских фортов и кораблей. Самолетов у нас становилось все меньше — новая матчасть в первые месяцы войны к нам не поступала.
— Ты ведь, кажется, служил в пехоте? — продолжал комиссар.
— Было дело.
— Решили мы назначить тебя командиром нашего сводного отряда. Не возражаешь?
— Какие могут быть возражения.
— Тогда приступай. Политруком у тебя будет Трошин.
В отряд записалось 350 человек, в основном бойцы роты аэродромного обеспечения, которой я командовал в то время. Люди это были прекрасные — лучшие краснофлотцы и старшины, большей частью коммунисты и комсомольцы. Вся эскадрилья внимательно и заботливо готовила отряд к отправке на фронт. 9 сентября 1941 года отряд отбыл в распоряжение командующего Ижорским укрепленным районом и был включен в состав третьего батальона 5-й отдельной бригады морской пехоты, которая вступала в бон по частям на разных направлениях. Ее третий батальон под командованием майора Н. С. Лосякова прикрывал отход и закрепление частей 125-й стрелковой дивизии на реке Воронке. Выяснилось, что противник уже форсировал Воронку и захватил деревни Елизаветино и Готобужи на восточном берегу реки.
Поздно вечером мы форсированным маршем двинулись в район боев. Шли сначала по полевой дороге, потом по узкоколейной железной дороге, а под конец — прямиком через заболоченный лес. С каждым пройденным километром чувствовалось приближение фронта. Вначале нам навстречу попадались повозки с имуществом, отдельные группы солдат, преимущественно раненых, отходившие на восток. Люди выглядели мрачными, измученными, на наши расспросы отвечали неохотно. «Скоро сами все узнаете! » — говорили они.
Постепенно нарастая, приближался гул артиллерийской канонады. Мощные орудия Кронштадтских фортов и кораблей Балтики тяжко грохотали позади нас. Снаряды с характерным воем проносились высоко над нашими головами. Значит, враг совсем близко. К ночи все небо было охвачено багровым заревом пожаров. Мы уже явственно ощущали звуки недалекого боя.
Однако мы не знали тогда, что главный удар механизированные полчища врага наносят юго-восточнее нас, прямо на Ленинград; что уже идут бои за объятые пламенем родные города Красногвардейск, Пушкин, Красное Село; что, не сумев с ходу ворваться в Ленинград, ряд дивизий фашистской группы армий «Север» повернет па Лигово, Стрельну и, выйдя к Финскому заливу, через несколько дней изолирует войска 8-й армии от основных сил фронта.
К Готобужам отряд подходил глубокой ночью, через лес и болото, уже в зоне ружейно-пулеметного огня. Насквозь промокшие ботинки и флотские брюки имели жалкий вид. Но моряки не унывали, они рвались в бой.
На окраине деревни Готобужи, уже снова отбитой у фашистов, нас встретили представители 125-й дивизии. Армейцы не скрывали своей радости. Вскоре приехал на трофейном мотоцикле командир полка подполковник С. К. Георгиевский. Он рассказал, что фашисты, не выдержав мощных огневых ударов артиллерии и неоднократных атак его бойцов, к ночи оставили деревню и отошли за реку Воронку. Теперь 125-я стрелковая дивизия уходит на восточный участок, под Птергоф, а мы должны, сменив его полк, остаться здесь и не пропустить врага.
В темноте, кое-как ориентируясь по местным предметам, произвели смену подразделений. Командиры взводов доложили о принятии своих участков.
Река Воронка от озера Лубенского до деревни Керново, где мы заняли оборону, стала в те дни самой западной частью огромного советско-германского фронта, и нам довелось быть защитниками этого рубежа. Части 5-й отдельной бригады морской пехоты, остановив здесь наступление гитлеровцев в сентябре 1941 года, удержали этот рубеж до полного разгрома вражеских войск под Ленинградом, нанося врагу чувствительный урон, а иногда тяжелые удары.
Особенно запомнилась мне крупная разведка боем, проведенная нашей бригадой в декабре 1941 года на западном, приморском участке Ораниенбаумского плацдарма. Эта разведка долго и тщательно готовилась. Нам хотелось после нескольких месяцев отступления и обороны посильнее ударить по ненавистному врагу. Морских пехотинцев поддержали своим огнем форт Красная Горка, бронепоезда «Балтиец» и «За Родину», авиация КБФ. С нами взаимодействовало подразделение танков Т-26. Руководил боевыми действиями командир бригады полковник В. К. Зайончковский.
Василий Казимирович Зайончковский до войны командовал отдельным Кронштадтским крепостным полком, одно время был старшим инспектором Главного управления ВМФ по сухопутным и береговым частям. Но заданию Военного совета КБФ он сформировал 5-ю отдельную бригаду морской пехоты и командовал ею до апреля 1942 года. Чрезвычайно энергичный, напористый, он, как никто другой, умел в те трудные времена изыскивать любые возможности для пополнения бригады личным составом. Ему были обязаны своим появлением в бригаде и мы. Пулеметчиков наших, имеете с пулеметами, он получил при расформировании морского полка ПВО. Численность бригады при нем была доведена до 3500 человек. Командир бригады требовал от нас напряженной боевой учебы, постоянного знания противника и мест его расположения. Даже в 1941 году, когда нашим войскам приходилось отступать, все мысли и стремления этого человека были связаны с нанесением контрударов по зарвавшемуся врагу. Разведка боем в декабре 1941 года проводилась бригадой по его личному настоянию, с разрешения командования Приморской оперативной группы.
Стремительным ударом балтийцы выбили гитлеровцев с передовой линии обороны и захватили селения Керново, Перново, Систа-Палкиио и Верхние Лужки. При этом были наголову разбиты оборонявшиеся там фашистские подразделения и нанесен тяжелый урон подразделениям, брошенным в контратаку. Бригада захватила пленных, много боевой техники, боеприпасов и военного имущества. Была выяснена система обороны противника на приморском направлении.
Наш третий батальон атаковал деревню Верхние Лужки. Я командовал его первой ротой. К назначенному времени, под утро, мы выдвинулись на рубеж атаки, по опушке леса южнее деревни. После короткой огневой подготовки, по сигналу, морские пехотинцы устремились вперед. Фашисты были захвачены врасплох. Однако мы несколько задержались, пока преодолевали заснеженную лощину, попав на оказавшуюся под снегом колючую проволоку. Из дзота над берегом, на краю деревни, по нашим атакующим цепям неожиданно ударил крупнокалиберный пулемет. Люди попадали в снег. Атака могла захлебнуться. И тогда с опушки леса, откуда мы поднялись в атаку, к амбразуре вражеского дзота потянулись очереди трассирующих пуль. Это открыли огонь пулеметы нашего ротного комсорга Алексея Бухтиярова. Вражеский дзот замолчал.
Мы вскочили и, броском преодолев последние метры, с криком «ура! » ворвались в деревню. Заглянув в окно ближайшей избы, я увидел в ней мечущихся гитлеровцев. Выбив локтем стекла, швырнул внутрь «лимонку». Кругом слышались взрывы гранат, стрельба, крики. Очень быстро мы прошли деревню насквозь. Но противник засел в блиндажах, попрятался на чердаках, в подвалах и ожесточенно отстреливался. Долго еще пришлось выкуривать фашистов. Очень помогли нам в этом деле подошедшие танки, Влезет танк на блиндаж, развернется на крыше или влепит несколько осколочных снарядов в амбразуру да по двери — потом уже куда легче выбивать оттуда врага.
Был я и в дзоте, огнем из которого гитлеровцы чуть было не сорвали нашу атаку. Внутри его валялись трупы и разбитый пулемет. Славно поработали пулеметчики Алексея Бухтиярова.
В деревне во время атаки мы уничтожили до двух взводов солдат и одного офицера противника. Несколько солдат были взяты в плен. Мы захватили два исправных противотанковых орудия, два исправных и два поврежденных пулемета, два миномета, радиостанцию, много боеприпасов. Особую ценность представляли карты и боевые документы, раскрывавшие систему обороны противника на этом участке фронта.
Наши потери были сравнительно невелики.
Вскоре гитлеровцы пришли в себя после неожиданного нападения и, подтянув по верхней дороге артиллерию и резервы, начали контратаку с целью вернуть деревню. Одновременно несколько их артиллерийских батарей открыли огонь. Мы получили приказ удерживать деревню и спешно организовали оборону. Трудность состояла в том, что из оборонительных сооружений гитлеровцев в деревне можно было вести огонь на восток и частично на юг, а на запад и северо-запад, откуда наседал противник, амбразуры направлены не были. Нс представлялось возможности сделать что- нибудь основательное зимой, в мерзлом грунте, без саперов, в условиях ограниченного времени.
Развернули на север прежде всего оба наших станковых пулемета, расположив их в имевшихся блиндажах. Вместо амбразур использовали забаррикадированный вход. Быстро приспособили к местности два трофейных пулемета. С этим делом очень ловко управился вездесущий Бухтияров. Личный состав занял пересекающую деревню неглубокую канаву. Многие бойцы залегли за домами и другими постройками.
Первая контратака фашистов была отбита с большими для них потерями. Мы по мере сил улучшали свои позиции, собирали боеприпасы и оружие убитых. Попытались эвакуировать раненых и трофеи.
Однако вскоре гитлеровцы начали более сильный обстрел и вновь неоднократно переходили в контратаку. К вечеру обстановка осложнилась. Кончались боеприпасы. Наши ряды поредели, появилось много раненых. Укрывать их было негде. Голодные, усталые люди засыпали на позициях. А противник все наседал.
Командир батальона майор II. С. Лосяков запросил разрешение на отход. Поздно вечером мы его получили. У меня в роте к тому времени оставалось чуть больше двадцати человек. Почти столько же было раненых. В других подразделениях было не лучше.
Прикрывать отход поручили пулеметчикам А. Бухтиярова. Уходя, мы оставили себе лишь по обойме патронов, остальные отдали им. Герои дрались до последнего. Когда были разбиты пулеметы, они взялись за винтовки. Погибли Бухтияров, Брославский, Власов и другие. Последним оставался краснофлотец Бокарев. Будучи раненным, отважный воин продолжал сражаться в одиночку. Получив сигнал, разрешавший отход, он снял замки с разбитых пулеметов, собрал документы убитых и догнал нас.
Так геройски воевали и погибли, спасая товарищей, заместитель политрука Алексей Бухтияров и его воспитанники— славные пулеметчики. Все они были коммунистами и комсомольцами.
Через год, уже после прорыва блокады Ленинграда, мне довелось прочитать выдержки из дневника убитого севернее Московской Дубровки обер-лейтенанта 93-й пехотной дивизии Курта Крафта, касающиеся памятного боя под Верхними Лужками, в котором ом тоже участвовал. Он писал: «10. 12. 41. Русские моряки—«черные дьяволы» прорвали наши позиции у побережья. Мы были подняты по тревоге, привезены на автомашинах до деревни Горбовицы и получили приказ выбить русских из деревни Верхние Лужки. Батальон ходил в контратаку 10 раз. Русские сопротивлялись отчаянно. Лишь к ночи мы овладели деревней, найдя там одни трупы. Полк потерял 130 человек только убитыми. Правда, я приобрел повое теплое ватное обмундирование. Убитый был одинаковой комплекции со мною... Но мне чертовски не хотелось бы еще раз повстречаться с ними в бою».
Встретиться, как видно, пришлось-таки. Только не на реке Воронке, а на левом берегу Невы. И это была его последняя встреча с русской морской пехотой.
Однажды в сентябре 1942 года (тогда я уже командовал батальоном) нам стало известно от разведчиков, что фашисты готовят нападение на наше боевое охранение в деревне Нижние Лужки. Передний край нашей обороны проходил здесь по опушке леса. Между ним и позициями противника — речка Воронка (переходимая почти везде вброд) и ее луговая пойма шириною около 500 метров. В Верхних Лужках, на более высоком левом берегу, был сильный опорный пункт противника. Оттуда наши позиции постоянно обстреливались пулеметным и артиллерийско-минометным огнем, а иногда совершались и разведывательно-диверсионные вылазки. Боевое охранение в деревне Нижние Лужки вело наблюдение за излучиной реки, не допуская внезапного нападения на кашу вторую роту, оборонявшую этот ответственный участок.
К позиции боевого охранения вел неглубокий ход сообщения, а с фронта она прикрывалась минным полем. По фашисты могли подойти пода окружным путем и атаковать с тыла.
Получив сообщение разведчиков, мы разгадали замысел противника и решили организовать бой по своему плану.
Второй роте было приказано внешне не изменять ничего в обычном режиме поведения. Противник не должен знать, что его планы раскрыты. К ночи в боевом охранении оставили лишь двух человек с пулеметом— поддерживать стрельбу. Они получили приказ — при появлении вражеских солдат отойти и закрыть за собой ход сообщения. Позицию боевого охранения мы заминировали мелкими партизанскими минами (так называемыми пяткодерами»), установили там сигнальные осветительные шашки натяжного действия. Во второй роте дежурили наблюдатели от минометного и артиллерийского дивизионов, готовые в любую минуту вызвать заградительный огонь. Разведвзвод был выслан к реке Воронке на фланг, чтобы отрезать пути отхода противнику.
Долго тянулась эта ночь. Не изменили ли гитлеровцы свой план? — вот что волновало всех нас. Когда стал уже чуть брезжить рассвет и нервное напряжение достигло предела, сработала подготовленная лопушка.
Некоторое время в страшном грохоте взрывов трудно было разобраться. Все стало ясно позднее. Гитлеровцы бросились на позицию боевого охранения с двух сторон без всякой огневой подготовки. Наши «приманщики» еле успели скрыться. Один из них уже в ходе сообщения. получил легкое осколочное ранение. Других потерь с нашей стороны не было.
А фашисты, стремившиеся уничтожить наше охранение, захватить пленных, попали в переплет. На позиции боевого охранения и на ее подступах у реки Воронки, после того как затих огонь артиллерии, осталось до трех десятков убитых. Один легкораненый солдат был взят в плен и отправлен в штаб бригады. Вечером моряки из второй роты, побывавшие на месте огневого налета, собрали много трофейного оружия. В наших руках оказались: ручной пулемет, около полутора десятков автоматов, много винтовок, ручных гранат, несколько пистолетов.
Подобных эпизодов за время войны было много. И всегда наши морские пехотинцы проявляли находчивость, инициативу, стойкость в борьбе с опасным и сильным врагом.
С тех пор прошло много лет. Мы, ветераны боев, частенько встречаемся друг с другом, вспоминаем грозные военные годы, дела давно минувших дней. Приходилось мне не раз бывать и на реке Воронке. Она все так же тихо катит свои светлые воды в Финский залив. Но многое изменилось здесь, так что даже нам, знавшим когда-то каждый куст, каждый окоп, трудно сориентироваться.
Там, где была «долина смерти» — открытая, простреливаемая со всех направлений пулеметным огнем луговина, — сейчас лес. За тридцать с лишним лет выросли большие деревья и кустарник. И дикими кажутся теперь остатки дзота со слепым глазом обвалившейся амбразуры, направленным в упор... в лес. Однако остатки прочных, многонакатных сооружений, укрепленных рельсами, и теперь еще выглядят внушительно.
А у железнодорожного моста через реку Воронку установлена небольшая металлическая плита с надписью:
ЗДЕСЬ, В СЕНТЯБРЕ 1941 ГОДА.
ГРУДЬЮ ОСТАНОВИЛИ ВРАГА МОРЯКИ-БАЛТИйЦЫ 3-ГО БАТАЛЬОНА 5-й ОТДЕЛЬНОЙ БРИГАДЫ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ.