О моих боевых друзьях
А. М. Смирнов
Я не был моряком. Весть о начале войны, прозвучавшая по радио в 12 часов 22 июня 1941 года, застала меня, учащегося первого курса Архитектурного техникума, за подготовкой к экзаменам. И хотя экзамены были сданы успешно, продолжить учебу на втором курсе тогда не пришлось.
Ленинград готовился к обороне. Вместе с тысячами ленинградцев мы, учащиеся техникума, выезжали в пригороды на оборонные работы. После того как фашистские войска, неся большие потери, все же подошли совсем близко к городу, 45 учащихся техникума, в том числе и я, вступили в сформированный Комсомольский противопожарный полк.
Когда сомкнулось кольцо вражеской блокады вокруг Ленинграда, наш взвод направили на охрану здания Смольного. Большое чувство ответственности овладело нами от сознания того, что нам поручена охрана здания, дорогого сердцу каждого советского человека. Мы выполняли профилактические противопожарные работы на здании, а во время воздушных тревог стремглав занимали свои посты, готовые вступить в схватку с огнем и бороться с зажигательными бомбами. Здесь мы проходили и военную подготовку.
У стен города шли кровопролитные бои. Войска требовали пополнений. Сотни юношей — бойцов полка — пошли в райвоенкоматы с просьбой послать их в армию, на фронт. В полку их заменили девушки.
Удовлетворили и мою просьбу, зачислив в учебный дивизион 47-го запасного артиллерийского полка. Я готовился стать командиром орудия. Но обстановка изменилась. Уже через две недели, в июне 1942 года с командой в 200 человек меня направили на передний край обороны.
Мы прибыли в поселок Лисий Нос. Здесь к пирсу уже были поданы баржи. Вскоре началась погрузка. По скользким от дождя дощатым трапам мы поднимались на борт, а навстречу нам санитары несли носилки с ранеными, многие из которых были в матросских бушлатах и бескозырках. Кто-то крикнул:
Отомстите за нас, братки, не сдавайте Ораниенбаум!
Итак, идем на смену морским пехотинцам.
Ночной переход через Финский залив прошел благополучно. Противник за завесой дождя не заметил наш караван. Вот и знакомый с мирных дней, любимый за красоту парков и дворцов Ораниенбаум. Как он изменился!..
Походным строем мы двинулись в направлении Большой Ижоры. Там сделали привал. А поздним вечером снова в путь, по лесной просеке через топи Таменгониских болот,
Постепенно численность нашего сводного отряда уменьшилась, Небольшие партии, ведомые незнакомыми командирами, расходились в разных направлениях. Пришли наконец и мы па передний край обороны, протянувшийся вдоль речки Черной. Здесь нас включили в состав 50-й отдельной бригады морской пехоты.
О морских пехотинцах слагают легенды. Всем известны их бесстрашие и дерзость в бою. Но здесь, в бригаде еще одну, подметил еще одну у черту моряков — необычайную доброжелательность и радушие. Никогда и ничем моряки не подчеркивали своего превосходства над нами, необстрелянными юнцами. Здесь мы чувствовали себя так, будто между нами нет никакой разницы. Хотя, конечно, мы еще были неопытными бойцами и потому с особым старанием стремились выполнять дружеские советы бывалых морских пехотинцев: и как подогнать обмундирование, чтобы было удобно в боевых действиях, и как закрепить боевое снаряжение, чтобы при мим гимн что-либо не звякнуло, когда необходимо соблюдать тишину.
Хорошим примером для подражания были прямые и непосредственные мои командиры — командир первой рты третьего батальона лейтенант В. В. Володин, командир взвода младший лейтенант Владимир Гуглин, награжденный медалью «За отвагу» (впоследствии он погиб в боях за Нарву), а также политрук роты старший политрук Будыка и его заместитель по комсомолу старшина Горбач.
Началась фронтовая жизнь. Мы постоянно совершенствовали свою оборону: строили дзоты, копали траншеи и ходы сообщения. Перед линией обороны нашего батальона простирались лес и болота. Нейтральная полоса занимала два-три километра. Ближе к врагу располагалось лишь боевое охранение. В таких условиях трудно было вести разведку противника прямым наблюдением. Приходилось проводить поиски и разведку с целью захвата «языка».
Помнится, в результате одного такого боя, проведенного бойцами нашей роты, был взят в плен унтер-офицер, шедший по брустверу окопа и насвистывавший какую-то веселую мелодию. Прервать эту мелодию его заставил мой однофамилец Юрий Смирнов — невысокий, плотный паренек. Вместе с товарищами группы захвата он проник в расположение врага и захватил пленного. Как позже выяснилось, хорошее настроение у унтера объяснялось тем, что в кармане у него лежали документы на поездку в отпуск — в Гамбург. Однако этот отпуск ему пришлось отложить до лучших времен.
В декабре 1942 года младшего лейтенанта В. Гуглина перевели на должность командира взвода батальонной разведки. Перешел в батальонную разведку и я.
Первое мое участие в разведке с целью захвата «языка» состоялось в новогоднюю ночь. Однако поиск был неудачным. Противник обнаружил нас и обстрелял. Переждав некоторое время, ударная группа сделала попытку преодолеть минное поле и проволочное заграждение несколько в стороне от избранного направления. И опять неудача. Как только минеры, обезвредив мины, начали резать проволоку для прохода, раздался взрыв и одновременно взвилась осветительная ракета. Это минеры не заметили в темноте сигнальную проволоку, вплетенную в колючую.
Противник открыл пулеметный огонь из дзотов, а затем по пути нашего отхода стали рваться мины. К счастью, потерь у нас не было.
Через месяц, после основательной подготовки, мы повторили ночной поиск. На этот раз выбрали другое место, в районе дома лесника. Перед выходом командир взвода проверил у каждого подгонку снаряжения, а командир батальона капитан С. И. Окутин пожелал нам успеха в выполнении боевой задачи.
В полночь, когда мы подошли к избранному месту поиска, был сильный мороз и ярко светила луна. Погода не благоприятствовала, но она уже не могла изменить ничего существенного и нашем плане.
Группы прикрытия, в одной из которых я был вторым номером ручного пулемета, заняли позицию. Пулеметчик Николай Серебренко— первый номер. Он же комсорг взвода, чудесный, веселый парень. Свой РПД Николай содержал в образцовом состоянии и овладел им так, что мог стрелять из него одиночными выстрелами. С таким товарищем и я уверенней себя чувствовал Владимир Залетов -моряк давнего срока службы, опытный разведчик - возглавлял группу захвата. Выдвинувшись вперед к заминированному лесному завалу, устроенному гитлеровцами перед своими окопами, он стал наблюдать за поведением противника. Все было тихо, лишь иногда с той стороны доносились звуки губной гармошки. Очевидно, оккупанты даже не предполагали, что в такую ночь наша разведка станет проводить поиск.
Минер Пиан Кузьмин пополз к завалу, чтобы сделать в нем проход Делал он псе очень спокойно, рассудительно. За это товарищи любили и уважали его. И, лежа в снегу, я думал: «Как что Ваня может в хаосе поваленных деревьев и сплетенных ветвей и сучьев, под мину?.. Для меня это было непостижимо. Однако опытный минер действовал, как всегда, уверенно и обеспечил проход группе захвата.
Проникнув а расположение врага, разведчики не обнаруживали на обычном месте часового. Это настораживало. Уже не заготовил ли противник какую-нибудь ловушку? Что делать?.. Ребята притаились. Вдруг хлопнула дверь землянки. Заскрипел под ногами снег. По тропнке шел солдат. Без оружия, с болтающейся на ремне гранатой, с котелком в руках он приближался к разведчикам, ничего не подозревая.
Молниеносный рывок — и кляп у гитлеровца во рту. Скрутили руки и назад через завал.
Общий отход! — передал связной командира взвода,
Без единого выстрела «язык» был взят и доставлен в наше расположение. В землянках, где размещался взвод, еще долго царило оживление. Друзья поздравляли героев-разведчиков. Участники поиска обменивались впечатлениями. Наконец, утомленные, все легли спать, развесив сушить перед печуркой маскхалаты и рукавицы.
И вдруг команда: «Тревога! В ружье! »
Повскакали, похватали из пирамиды у выхода из землянки свои автоматы и — бегом на улицу. Со стороны боевого охранения «Березка» доносились звуки напряженной и торопливой стрельбы.
Когда мы прибежали, бой уже кончился. Противник, оставив одного раненого солдата и убитого унтера, отступил восвояси. Как удалось установить, унтер обнаружил исчезновение подчиненного (того солдата, которого захватила наша разведка) и повел взвод по нашим следам на выручку своего вояки. Но наше боевое охранение преградило путь гитлеровцам.
50-я бригада сыграла значительную роль в обороне Ораниенбаумского плацдарма. На линии деревень Порожки— Большое Горлово — Малое Горлово — Мишелово самым трудным участком обороны нашей бригады была гора Колокольня. Не случайно в 1942 году бойцы и командиры бригады пели:
Кто на Колокольне в эту зиму не был,
Тот на нашем фронте не герой!
Трудно сказать, сколько раз земля Колокольни была перепахана разрушительным плугом войны. Гора «облысела». Но когда настал час решительного наступления наших войск, старая, видавшая виды гора приняла на свою вершину и командующего Ленинградским фронтом, и командующего 2-й ударной армией, и командира 43-го стрелкового корпуса, и командиров 90-й и 48-й стрелковых дивизий, разместивших здесь свои наблюдательные и командные пункты.
Ныне гора Колокольня вновь оделась в зеленый наряд. Только теперь в этом наряде много молодых лиственниц, посаженных руками благодарных потомков — жителей окрестных сел. На месте НП командира нашей бригады полковника Н. С. Лосякова по инициативе комсомольцев совхоза «Красная Балтика» с помощью
друзей шефов воздвигнут памятный обелиск. И по установившейся традиции ветераны нашей бригады ежегодно 9 мая собираются здесь. Сюда приходят почтить память наши их героев пионеры и школьники села Гостилицы, труженики совхоза «Красная Балтика», молодые люди- наследники боевой славы отцов. Красные следопыты 419-й школы города Петродворца под руководством своей учительницы Анны Александровны Войщевой собирают материалы по истории нашей бригады и оборудовали комнату боевой славы.
И вновь звучит памятная песня военных дней во славу павших героев, наших
товарищей, память о которых будет вечно жить в наших сердцах, в жизни и
делах будущих поколений советских людей — строителей коммунизма.