Парафило
Терентий
Михайлович

Морпех №1
Десантник №1

Раньше думай о родине...

Г. М. Рубинский, мичман запаса.

Весной 1950 года меня назначили старшиной команды на один из новых балтийских крейсеров.
На корабль мы прибыли под вечер и почти сразу попали на торжественное собрание, посвященное пятой годовщине Победы. В президиуме находились командир корабля, какие-то офицеры, старшины, матросы... Рядом с командиром сидел мичман с Золотой Звездой Героя. Лицо его показалось знакомым.
— Кто это? —повернулся я к соседу.
— Герой? — шепотом спросил он. — Антонов Иван Петрович, старшина четвертой башни главного калибра. Бывший снайпер.
Снайпер Иван Антонов... Осенью 1942 года, когда мы, несколько сот ленинградских мальчишек, начинали свой флотский путь в ротах юнг учебного отряда КБФ, Иван Антонов был уже известным снайпером. Мы ловили тогда каждое сообщение о его успехах, его фотография висела в Ленинской комнате нашей роты. И как мы радовались успехам И. П. Антонова и его друзей — ведь снайперы мстили не только за своих родных и близких, но и за наших матерей, братьев, сестер, погибших голодной смертью в блокадном Ленинграде. Мстили за наш любимый город. А 23 февраля 1943 года, когда матросу Ивану Антонову было присвоено звание Героя Советского Союза, нашей радости не было предела. Радости и гордости: он был просто рядовым матросом и возрастом лишь немногим старше каждого из нас...
Все это вспомнилось на том торжественном собрании.
И вот новая встреча, уже в 1972 году. И не на палубе боевого корабля, а в кабинете директора Центральной торговой базы ленинградской фирмы «Гастроном».
Вспоминали тех, с кем служили, — есть такая традиция флотская, вспоминать сослуживцев: одной цепью связаны моряки, и где бы ни служили, где бы ни плавали, помнят друг друга.
А потом Иван Петрович начал вспоминать о другом.
В день, когда орды фашистов напали на нашу Родину, полк морской бомбардировочной авиации, которым командовал Герой Советского Союза полковник Крохалев, находился в летних лагерях. Самолеты в тот же день вернулись на основной аэродром, и началась боевая жизнь — вылеты, вылеты, вылеты... По фашистским кораблям, по пехоте противника. Вылеты на бомбардировщиках, которых, как правило, не прикрывали истребители. Вылеты, на которых от стрелка-радиста Ивана Антонова требовались предельные выдержка, внимательность и смелость. Но не в воздухе — на земле погиб его самолет, во время налета фашистской авиации на аэродром.
Под Таллином «безлошадных» летчиков и стрелков- радистов определили в бригаду морской пехоты. Три дня боев, а затем всех, кто имел касательство к авиации, погрузили на транспорт «Шауляй», уходивший в Кронштадт. У Гогланда фашисты разбомбили транспорт, Антонов оказался в воде. Под руку попалась какая-то доска, ухватился за нее, да так и не выпускал целых семь часов. Потом повезло, пришли тральщики и подобрали тех, кто еще продолжал плавать.
Он рвался в бой. Обрадовался, когда сказали, что снова идет в авиаполк. Но... попал в роту, охранявшую самолеты. Без конца писал рапорты, просился на передовую. А ему объясняли, что он и здесь делает очень важное и нужное дело, без которого нельзя, и что кто-то должен этим делом заниматься.
— Вот кто-то пусть и занимается! — отвечал моряк. — А меня на фронт!
Короче, в конце ноября краснофлотец Антонов оказался в 1-м Балтийском флотском экипаже. И когда здесь объявили о записи добровольцев в морскую пехоту, подал рапорт.
Ему хотелось воевать по-настоящему. Ведь прошло уже почти полгода войны, а что он сделал для Победы? Но их роту подчинили 301-му дивизиону береговой обороны КБФ, и вновь началась караульная служба в тылах... И снова посыпались рапорты.
В декабре 1941 года Ивана Антонова включили в состав корректировочного поста. За Невой был враг. За Невой была советская земля, захваченная врагом. За Невой томились под игом оккупантов советские люди.
Иван дежурил у стереотрубы и рассматривал тот, другой берег Невы. Вот на окраине поселка показались женщины, старики, дети. Они шли в окружении солдат в серо-зеленой форме, и те подталкивали людей прикладами винтовок и автоматов. Остановились у картофельного поля. Какой-то обер-ефрейтор (Ивану в стереотрубу были отлично видны даже нашивки на погонах и рукаве его шинели) начал распоряжаться. Солдаты развели пленников по полю, что-то крича им. А потом наши люди голыми руками начали разгребать снег и мерзлую землю, выкапывая клубни картофеля. Несколько человек ушли подальше, на другое поле, там оставалась неубранной капуста.
Долго трудились люди под дулами фашистских автоматов, уже в сумерках пришли они на окраину деревни. И здесь вражеские солдаты отняли у них все, что с таким трудом добывалось из-под снега, а самих разогнали, пустив в ход приклады.
На глазах Антонова стояли слезы, и казалось, что сердце обливается кровью. Сами собой сжимались кулаки. Но что он мог сделать, со своей стереотрубой? И тут он подумал о своем друге Кульшине. Аркадий Кульшин был снайпером.
Кончилось дежурство. Антонов пришел в землянку Аркадия.
Друг, научи меня стрелять из снайперской винтовки!
А ты знаешь, что умение стрелять — для снайпера полдела? — спросил Кульшин.
Через два дня друзья вышли на позицию. Это было утром 28 декабря 1941 года.
Тихо шагая вслед за Кульшиным от дерева к дереву, Антонов внимательно всматривался в бугорки, останавливал взгляд на кучах срубленных снарядами и минами сосен. Быть может, здесь позиция будет хорошей, отлично видны рубежи врага: змеями вьются окопы, ходы сообщения, вон там стоят дзоты. Но если он так хорошо видит малейшие подробности на том берегу, то и враг, наверное, видит не хуже?
Антонов поделился сомнениями с Кульшиным.
Соображаешь, — одобрил Аркадий. — С этого и начинается снайперская наука, с умения соображать. Сейчас еще чуть пройдем — окоп будет. В нем и устроимся.
И вот друзья опустились в засыпанную снегом траншею, залегли. Где-то вдали стучал пулемет, глухо бухали орудийные выстрелы. Вот из поселка вышли люди. Иван глянул в снайперский придел: старики, женщины с детьми, несколько мужчин с котомками за плечами брели по дороге нестройной толпой. Спереди, по бокам и сзади — фашисты. Тепло одетые, с автоматами, с собаками на поводках — все это отлично просматривалось. Куда ведут они наших людей? На каторгу, на чужбину?
Он уж прицелился было в того фашиста, который шел сбоку и, по всей видимости, распоряжался, когда на плечо легла рука Аркадия.
Нельзя, Ваня. Одного-двух положим, а другие гады всех наших перебьют.
Отложил Иван винтовку, ткнулся лицом в снег, а перед глазами стояли люди, которых угоняли с родной земли.
Так пролежали друзья до ранних зимних сумерек, а затем, уже в темноте, голодные и продрогшие, вернулись в землянку.
И второй день не принес успеха. Третий выход на снайперскую позицию тоже оказался неудачным. Но за эти три дня Иван отлично смог изучить расположение вражеских окопов, определил, что не везде они «в рост», в одном месте виднелись головы проходивших по окопу врагов. В другом месте он нашел промежуток, где отсутствовал переход из траншеи в траншею: солдаты противника перебегали здесь по голому месту. В лесочке, у самого берега Невы, Антонов обнаружил кухню: туда гитлеровцы торопились с котелками, обратно шли шажком: наверное, боялись расплескать обед.
За три дня Антонов постарался как можно точнее разобраться в каждой мелочи; он хотел не просто убить двух-трех врагов, хотел мстить по большому счету. И вот 2 января 1942 года еще до рассвета залегли Антонов и Кульшин, приготовились. Как назло, ни один фашист не показывался в их секторе. Медленно тянулись минуты. Пробирал мороз, налетали снежные заряды. Хотелось есть.
Аркаша, неужели и сегодня неудача?
Кульшин глянул на часы:
- Терпи!
И действительно, прошел очередной снежный заряд, открылся левый берег и на нем — двое с ведрами: по воду пришли, к проруби.
Бери правого! — скомандовал Кульшин.
Сухо щелкнули два выстрела. Покатились с полого откоса ведра.
Они наблюдали в прицелы своих винтовок, как засуетились, забегали враги. Иван хотел под шумок положить еще одного. Но Кульшин сказал:
Не надо! — И объяснил, что, сделав это сейчас, они сразу откроют свою позицию.
На том берегу застрочили пулеметы, над головами снайперов завыли снаряды и мины. Разрывы их легли далеко сзади.
К концу января на боевом счету краснофлотца Ивана Антонова было уже семь уничтоженных врагов.
Сейчас, спустя три десятка лет, Иван Петрович говорит, что каждый из этих семи запомнился на всю жизнь, ведь он только начал проходить снайперскую науку, каждый убитый враг был в своем роде первым. Так тогда говорил ему друг и учитель Кульшин:
Не жертвой надо стать, а добиться успеха. Ты хочешь залечь на вчерашней позиции? Думаешь, маскхалат надел, винтовку в руки и — порядок? Нет, там тебя уже ищут снайперы противника! Здесь вопрос стоит так — кто кого! Сегодня стреляешь из ямы, завтра из-за куста! Послезавтра поднимись на сосну и бей без промаха: дым теряется в ветвях, определить, откуда звук идет, тоже нелегко. Но не шевелись, засекут!
И Антонов постепенно постигал снайперскую науку, с каждым днем все больше уничтоженных гитлеровцев числилось на боевом счету балтийца. Это были фашистские корректировщики и наблюдатели, пулеметчики и артиллеристы, офицеры и солдаты.
Вскоре и у Ивана Антонова появились свои ученики. Первым он вывел на позицию Алексея Федорова и учил его:
- Берегись шаблона! Не пренебрегай противником. У него тоже есть солдаты, которые умеют метко стрелять.
За Федоровым пришел Шаронов, за Шароновым — Болдырев... А затем в роте морской пехоты, по инициа
тиве ее командира старшего лейтенанта Петра Дмитриева, была открыта школа снайперов.
Изучали винтовку, снайперский прицел, тактику. Теоретические занятия проводили офицеры роты. Практику вел краснофлотец Иван Антонов.
Прежде чем взять кого-либо из своих учеников на «охоту», Антонов тренировал его: ходил с ним по лесу, показывал, как безопаснее подобраться к огневой точке, как оценивать местность, как изучать противника. И только после тщательной проверки брал с собой на боевой рубеж. Здесь промах одного бойца бывал предметом разговора и разбора со всеми — требовательный педагог Антонов строго взыскивал с товарищей, допустивших ту или иную оплошность, ценой которой могла быть жизнь.
Взыскивал, да, видно, недостаточно крепко. Был у меня такой в учениках, Василий Петров. Храбрости человек необычайной, верный имел глаз —его боевой счет перешагнул через две сотни. Но однажды он нарушил главное правило снайпера: не пренебрегать врагом. Плохую выбрал позицию, замаскировался неважно. После первого выстрела Василия засекли. Ему бы выдержку проявить, затаиться. А он сразу позицию менять начал Погиб Василий Петров, и я до сих пор корю себя.
А с самим Антоновым каких только случаев не происходило. Как-то Иван Петрович вместе со своими учениками забрался в полуразрушенный дом и повел оттуда огонь. Гитлеровцы вначале никак не могли определить, откуда это бьют меткие выстрелы. Все же после долгого наблюдения они обнаружили позицию наших снайперов и открыли но дому огонь из пушек и минометов. Антонов приказал всем спуститься вниз: он знал, что над подвалом имеются толстые сводчатые перекрытия. Почти полчаса били фашисты по дому, он содрогался от многочисленных прямых попаданий. Но вот обстрел кончился, и снайперы вновь поднялись наверх и снова начали «охоту». Опять гитлеровцы открыли огонь из пушек и минометов, вновь моряки укрылись в подвал. Так, в течение нескольких часов, шел бой между советскими снайперами и фашистами. Более 150 снарядов и мин израсходовал враг в этом поединке, потерял от огня наших снайперов до двух десятков своих солдат и офицеров. Наши вернулись все, даже ранен никто не был; здесь уже в который раз пригодились опыт Ивана Антонова, его выдержка и самообладание.
Он продолжал учить людей мастерству меткой стрельбы, более ста человек стали снайперами с его «легкой руки». И это были не только моряки. Однажды известного снайпера откомандировали в соседнее армейское подразделение, и здесь он в короткое время подготовил десять сверхметких стрелков.
Но нелегко давалась самому Антонову эта школа. За год снайперской деятельности он много раз попадал под артиллерийский и минометный обстрел. Но с каждым днем рос его боевой счет. Рос, несмотря на то, что теперь фашисты стали бояться наших снайперов, маскироваться. Усилили наблюдение и выдвигали вперед своих снайперов. Происходили настоящие дуэли между снайперами нашими и вражескими, и в них побеждал тот, кто обладал большим мужеством, большей выдержкой, у кого был вернее глаз и тверже рука.
Однажды Антонов занял позицию и начал осматриваться. Его внимание привлек каменный флигелек на противоположном берегу Невы: из трубы поднимался легкий дымок, а одно из окон, обращенное к нашему берегу, было открыто. Подумалось, что фашисты могут именно оттуда корректировать огонь своих артиллеристов и наводить снайперов.
Через прицел Иван пытался разглядеть, что там, в окне. Сначала ничего не просматривалось. Потом показалось, что-то есть. Нажал на спусковой крючок, и после выстрела прямо на подоконник свалился гитлеровец. Почти в тот же миг рядом чиркнула пуля, и он скорее понял, чем увидел, — вражеский снайпер стрелял с разлапистой сосны, что росла рядом с домом. Теперь нельзя было даже шелохнуться. Все зависело от того, у кого из снайперов окажется больше выдержки и хладнокровия. Минуты слагались в часы, крепчал мороз, а Аптонов продолжал лежать неподвижно. Ничем не выдавал своего присутствия на дереве и гитлеровец. Уже начинало темнеть, когда Иван заметил, что чуть шевельнулись ветви на сосне. Аптонов нажал на спуск. Ломая сучья, фашист рухнул па землю.
Не всегда дуэли заканчивались благополучно. Однажды он промахнулся и сразу понял, что его обнаружили. Пришлось затаиться. Еще занимая позицию, он сделал нехитрое приспособление: в стороне от окопа установил каску, протянул к ней веревочку. Стоило за нее потя нуть — каска поднималась. Он лежал не шевелясь. Крепчал мороз. Страшно хотелось есть. Но надо было лежать. Без движения, почти не дыша. Наконец почти стемнело, и тогда Иван решил, что можно покинуть позицию. Потянул за веревочку—каска приподнялась, и сразу в металл ударила пуля. И другой удар... Теперь он, вспоминая тот день, говорит, что выдержки не хватило на десять минут, а поплатиться за это пришлось ранением в бедро, обмороженными руками и ногами и месяцем госпиталя.
— Потом я понял: за мной наблюдали минимум два вражеских снайпера, — говорил мне Ивам Петрович. — Но было уже поздно, когда понял.
И снова были бои, снова дуэли с фашистскими снайперами. И каждая требовала полной отдачи сил и беспредельного мужества.
В январе 1944 года блокада Ленинграда была снята. Снижались с фундаментов и пушки 301-го артиллерийского дивизиона, их ждали освобожденные от фашистов берега на западе нашей Родины. Отважного снайпера, па счету которого было к тому времени 362 уничтоженных им лично вражеских солдата и офицера, вызвал к себе командир дивизиона майор Г. Г. Кудрявцев.
Иван Петрович, — комдив впервые обратился к нему не по званию и не по фамилии, — надеюсь, вы не откажетесь от предложения поехать учиться в военно-морское училище береговой обороны?
И вот -город у Тихого океана. Нелегко давалась учеба, все забылось за годы войны. По сказался характер коммунист Антонова. Вскоре он стал одним из лучших курсантов. Успешно закончен первый курс, второй. И вдруг... госпиталь: три ранения и две тяжелые контузии дали о себе знать. Приговор врачей: не годен к службе в кадрах.
Нелегко было расставаться с флотом, с друзьями, по в запас уйти пришлось.
Через год старший сержант запаса Иван Петрович Антонов пришел в военкомат и подал рапорт с просьбой о зачислении на сверхсрочную службу. Врачи вновь придирчиво обследовали его, и в бумагах появилась уже иная запись: «годен». Сказалось хорошее лечение, а главное, наверняка, молодость взяла свое.
Снова Балтика, но теперь уже служба не в авиации и не в береговой обороне, — на боевых кораблях флота.
В 1953 году, отслужив на флоте еще шесть лет, мичман Антонов уволился в запас. Вскоре он успешно окончил институт.
Нередко дома у бывшего снайпера И. П. Антонова собираются старые фронтовые товарищи. Они вспоминают боевых друзей — и тех, кто жив, и тех, кто отдал жизнь за Родину.
Они потихоньку поют песни. И далеких военных лет, и новые, полюбившиеся им.
Есть традиция гордая В комсомольской семье:
Раньше думай о Родине,
А потом о себе...
Раньше думай о Родине—эта песня, которую поют друзья-фронтовики, и о них самих. И о герое этого очерка, Герое Советского Союза, бывшем снайпере, уничтожившем почти три роты фашистских солдат, коммунисте Иване Антонове.