Парафило
Терентий
Михайлович

Морпех №1
Десантник №1

«Язык» в шубе

П. А. Стибель, майор в отставке

Я хочу рассказать об одном довольно скромном боевом эпизоде. Но когда вспоминаешь войну, всегда невольно задумываешься: таких эпизодов было тысячи и тысячи, из них складывались паши военные будни, и в конце концов они, как ручьи в море, вливались в то огромное и желанное, имя которому — Победа.
И когда вспоминаешь такие эпизоды, перед твоим мысленным взором всегда проходит прежде всего люди, боевые товарищи, II даже те, кого давно нет в живых, словно становятся рядом в одну шеренгу, идут с тобой по жизни.
И всегда, пусть незаметно для себя, именно по ним ты сверяешь свои мирные дела и мысли. Потому что ты живешь и радуешься жизни благодаря им, сложившим головы на войне, Их скромные воинские подвиги бесценны они отдали но имя жизни самое дорогое, что у них было, свои жизни.
Конечно, прошлое прессуется под обилием событий, больших и малых, и многое навсегда исчезает из паяти. Но фронтовые товарищи не забываются...
Для меня одним из всегда живых боевых друзей остался лейтенант Алексей Стрелков, один из командиров взводов нашего морского стрелкового батальона.
Невысокий, большеголовый крепыш А. Стрелков был степенным и иногда казался даже неповоротливым. И поначалу меня даже удивляло, как это у него во взводе все и всегда оказывалось сделанным быстро и добротно. Постепенно, присмотревшись к этому человеку, я понял, так сказать, его главную внутреннюю пружину. Она была сильна и надежна. Меньше слов — больше дела. Таков был незыблемый девиз его жизни, который, впрочем, сам Алексей никогда вслух не декларировал.
В начале 1943 года наш батальон оборонял устье реки Свирь, прикрывая вместе с другими частями Дорогу жизни с северо-востока.
Когда было решено провести разведку боем, чтобы уточнить данные о целях передвижения противника, выбор пал на взвод под командованием А. Стрелкова. Мы основательно изучили передний край обороны противника, определили объект атаки и задачи каждого отделения и каждой группы морских пехотинцев. Штаб батальона разработал детальный план боя, сигналы взаимодействия с артиллерией и минометами — словом, все как положено.
Лейтенант Стрелков под контролем командира роты Королева готовил взвод к бою. Я как командир батальона тоже решил проверить ход подготовки и приехал во взвод.
Шли тренировки на макете и на местности, подобной участку обороны противника. Четко взаимодействовали отделения и группы моряков. Но командир взвода был явно чем-то неудовлетворен. Он подозвал командиров отделений, вынул часы. Вот оно что: 150-метровую «нейтральную зону» атакующие преодолевали явно медленно, и комвзвода сразу это заметил.
Я невольно улыбнулся — вот она внешняя медлительность комвзвода. С моего разрешения Стрелков повторил «атаку противника». На этот раз все получилось хорошо... Я смотрел на усталых, но готовых к тяжелому бою моряков, на лейтенанта, деловито поправлявшего полушубок, и думал, что вот на таких неутомимых тружениках и держится земля русская — и на фронте, и в мирное время.
Тут же мы собрали всех участников предстоящей разведки и подчеркнули, что быстрый бросок через нейтральную зону в окопы врага, во-первых, обеспечит внезапность удара, во-вторых, повысит вероятность захвата «языка», а главное, уменьшит наши потери. Впрочем, бойцы и сами хорошо это понимали. По веселому блеску в глазах Алексея я понял: «язык» будет.
Все было готово к опасной вылазке. Ждали только вьюжной ночи и сильного ветра в сторону врага.
Такая ночь пришла. В снежном вихре исчезли сначала саперы с краснофлотцами, — им было приказано разминировать проход во вражеском минном иоле.
Как только было получено донесение о готовности прохода через минное поле и заграждения, в порывах метели мгновенно скрылись разведчики.
Тишина. Только тревожно подвывает пронзительный январский ветер. Паши артиллеристы, минометчики и пулеметчики готовы и любую секунду открыть кинжальный огонь, чтобы по допустить вражеских атак на фланги взвода А. Стрелкова.
По было тихо. Время словно застыло от стужи и напит нервного напряжения. Неужели наши во тьме и буре сбились с ориентира и нейтральной зоне? Всего-то 150 метров, но в такой свистопляске немудрено... Нет, но может быть, стрелков не подведет...
Мы облегченно вздохнули, когда послышались глухие взрывы гранат и короткие автоматные очереди. Ясно, наши зкономят боеприпасы даже в горячке схватки. Но вражеские пулеметы молчали. Должно быть, удалось сразу уничтожить их расчеты.
Еще несколько автоматных очередей, и все стихло. Мы едва успели выкурить по две папиросы, как над бруствером окопов появилась первая группа морских пехотинцев. Прежде чем спрыгнуть вниз, они осторожно спустили в наш окоп нечто завернутое в большой овчинный тулуп.
- Все отходят, доложил старший группы захвата.
Вскоре действительно вернулись группы Стрелкова и наши саперы. Тут же выяснилось, что не хватает одного морского пехотинца. Напарник пропавшего доложил, что они рядом пошли в атаку, вместе бросили гранаты во вражеские окопы, но что случилось дальше - он не знает, потому что уже во вражеской траншее он услышал автоматную очередь своего напарника и подумал, что нее в порядке.
Лейтенант Стрелков доложил, что бой был скоротечным, что врагу нанесен значительный урон. Гранатами были забросаны вражеские жилые землянки — это способствовало успешному отходу наших. По почему не стреляли ни вражеская артиллерия, ни минометы, ни пулеметы? Об этом мы могли только догадываться. Вполне возможно, что бушевавшая метель сбила с толку врага. Да и стремительный натиск моряков в такую ночь не мог не ошеломить его...
Только теперь мы вспомнили о «языке». Это его притащили стрелковцы, ловко завернув в его собственную шубу.
На допросе пленный дал ценные сведения. Потом он нервно передернул плечами, кивнул в сторону своего переднего края и мрачно сказал:
- Теперь вся наша рота постепенно замерзнет на русском морозе.
Мы переглянулись. Пленный стрельнул глазами в шубу и рассказал, что она была единственной во всей их роте. Надевали ее по очереди часовые, стоявшие на самом ветреном месте — у восточного берега Ладоги.
- Ну вот, раздели вы всю их роту... — сказал кто- то с нарочитым укором. В ответ раздался дружный хохот.
Моряки живо представили себе замерзающих фашистских часовых...
Вскоре в газете 7-й армии были напечатаны сатирические стихи об этой шубе. Газету читали во всех подразделениях нашего батальона. Чтение сопровождалось весьма острыми комментариями... (Сейчас один экземпляр стихов о той шубе хранится в музее гарнизона в городе Таллине. )
Следующее утро было невеселым. Мне позвонили с переднего края нашей обороны и доложили:
Не вернувшийся после ночного боя наш боец лежит перед бруствером вражеского окопа.
Я немедленно отправился на передний край обороны. Стоял страшный мороз.
Скупое зимнее солнце едва освещало белый маскхалат погибшего. Он лежал ничком, распластав руки, как в полете. Следов крови на спине не было, значит, вражеская пуля или очередь угодила парню в живот, а это почти всегда смертельное ранение... Было видно, как ветер чуть шевелит русые волосы моряка, как подрагивают складки маскхалата, будто холодно парню.
Подошел Стрелков. Долго молчал, а потом произнес удивительные и потрясающие слова:
Укрыть бы его... той роскошной шубой.
Дорого поплатился враг за гибель морского пехотинца — и в этом, и в последующих боях, хотя и мы потеряли немало боевых друзей.
А при прорыве вражеской обороны на реке Свирь в июне 1944 года геройски погиб и коммунист Алексей стрелков. Уже в глубине вражеской обороны он повел и атаку свой взвод и получил смертельное ранение.
Похоронили мы его на восточном ладожском берегу.
После войны останки лейтенанта А. Стрелкова были перенесены в поселок Пашский Перевоз и захоронены в братской могиле.
Состоялся большой митинг... Плакали женщины и дети, стиснули зубы мужчины, как бы давая молчаливую священную клятву помнить погибших товарищей и сверять свои жизни по их чистым жизням, скромным и великим воинским подвигам.