Моряки на суше.
Война разгоралась. Красная Армия победоносно приближалась к главным укреплениям «непреодолимой» линии Маннергейма.
Оставляя за собой опустошенный край, сожженные дотла города и деревни, враг отходил. Путь его был усеян сотнями и
тысячами замаскированных минных ловушек: на разрушенных дорогах, в нарочито оставленных редких домах и просто на лесных
тропинках. Но ни коварство врага, ни свирепые морозы не могли сломить напора доблестных красноармейских полков,
остановить их неудержимое шествие вперед и только вперед.
Мертвой снежной пустыней стал в январе тысяча девятьсот сорокового года Финский залив. Скованные льдом,
недвижные еле дымят на стоянках корабли Краснознаменного Балтийского флота. На фронте гремит канонада, льется драгоценная кровь,
а моряки- балтийцы обречены природой на бездействие. Не все, конечно. У стыка трех заливов — Финского, Рижского и
Ботнического — ходят иные счастливцы по чистой воде незамерзающего моря, громят вражеские транспорты, блокируют порты и берега,
чудесные подвиги совершают подводные лодки.
А кронштадтцы? Разве они не могут? Не ждут того же?
Вскоре, однако, боевой порыв балтийцев, их горячее желание помочь бойцам Красной Армии были удовлетворены.
Командование Балтийского флота решило создать береговой отряд моряков. Из отборных людей, из лучшей флотской
молодежи в несколько дней вырос покрывший себя боевой славой такой отряд. Возглавил его закаленный в боях гражданской войны
любимый балтийцами комбриг Денисевич.
Шаг за шагом железной волей своей сколачивал комбриг Денисевич отряд. Постепенно появились у него «своя» артиллерия,
даже «свои» танки, «своя» морская пехота. Нехватало только собственной авиации. Зато Крепко помогали ему крылатые «помощнички»
с близких морских аэродромов.
В конце января тысяча девятьсот сорокового года морской лагерь привольно раскинулся в густом лесу у белофинской деревушки Руси,
землянками зарылся под корни деревьев.
Взаимодействуя с N-ской стрелковой дивизией, отряд моряков занимал крайний левый фланг Красной Армии на Карельском перешейке,
у самой кромки ледяной равнины Финского залива.
Пятого января тысяча девятьсот сорокового года начальник штаба кронштадтского батальона Чепрасов был срочно вызван в штаб флота.
Через двадцать минут он уже сидел в кабинете начальника отдела штаба флота Бабинцева. Теряясь в догадках о причинах вызова, Чепрасов
терпеливо ждал пока Бабинцев просмотрит ворох бумаг, присланных на подпись. Закончив работу, Бабинцев поднял голову и внимательно
посмотрел на Чепрасова. Спросил неожиданно:
— Лыжи любите?
Чепрасов улыбнулся. Любит ли он лыжи?! Он, испытанный, известный всей Балтике лыжник, участник крупнейших лыжных соревнований,
вплоть до всеармейских в Свердловске, победитель лыжного перехода Кронштадт—Москва.
Рассказывая о своих лыжных успехах, Чепрасов по выражению лица Бабинцева понял, что вопрос был задан для формы. Но зачем? Это еще
оставалось загадкой.
— Так, так, — одобрительно кивал головой во время рассказа Бабинцев, тихонько постукивая карандашом по столу. И снова неожиданность:
— А вы не могли бы подобрать в Кронштадте группу хороших лыжников, способных к длительным переходам? — спросил Бабинцев.
Чепрасов оживился.
— Ничего трудного. В Кронштадте таких сколько угодно.
— Желательно из командного состава, — разъяснил Бабинцев.
— И это нетрудно, —поспешил уверить Чепрасов. — Взять хотя бы парторга старшего лейтенанта Боковню или младшего лейтенанта
Жукова из той же части, младшего лейтенанта Ольховского, старшину Армизонова. Этот тоже ходил со мной в Москву и участвовал в
Свердловских соревнованиях. Неплохие лыжники младшие командиры Спиридонов и Жмакин. Да разве всех напамять перечтешь!
Бабинцев не скрывал своего удовлетворения.
— Отлично! Таких и надо, — и нажал кнопки звонка. — Я вас немножко задержу.
Явившемуся секретарю Бабинцев приказал тотчас же вызвать всех названных Чепрасовым лыжников и, как бы забыв о нем, углубился в работу.
В чем тут дело? — размышлял тем временем Чепрасов. — Не вздумали ли организовать новые лыжные соревнования? Может быть, опять в Москву? Нс похоже — время военное, — самому себе возражал Чепрасов. — А, может быть молодежь обучать?..
Не в силах ответить на эти вопросы, Чепрасов решил запастись терпением. Вскоре прибыли вызванные.
Все еще не разъясняя причины вызова, Бабинцев задавал им те же вопросы, что и Чепрасову, так же кивал головой и нетерпеливо
постукивал карандашом по груде бумаг.
К концу беседы прибыл капитан Лосяков — тоже отличный лыжник. Загадка усложнялась.
Расставаясь, Бабинцев назначил Лосякову с Чепрасовым на следующий вечер встречу с комиссаром штаба флота.
В назначенный срок Бабинцев представил комиссару приглашенных. Завязалась оживленная беседа на те же лыжные темы.
К концу беседы пришел комбриг Денисевич. С его появлением Чепрасов начал кое о чем догадываться. Комбриг в это время
заканчивал формирование морского отряда.
— Вот и хорошо, — сказал комиссар, обращаясь к вошедшему комбригу. — Вот они!.. Народ подходящий, — и он кивнул в сторону
лыжников. — Разъясните им дело, товарищ Денисевич.
Тайна прояснялась. Покинув кабинет комиссара и уединившись с Чепрасовым и Лосяковым, комбриг коротко сообщил им задание
командования флота: создать в помощь береговому отряду моряков лыжное ядро из опытных, выносливых и стойких моряков- добровольцев.
Комбриг говорил горячо и увлекательно. Не отрываясь слушали Лосяков и Чепрасов.
— Дело огромной важности! Маленький отряд лыжников-балтийцев призван служить общему делу разгрома врагов в
Приморском направлении. Задачи большие, но и опасность немалая. Каждому нужно наперед это знать. Безвольных, слабых,
нерешительных— не возьму! Впереди — смелые рейды на вражеское побережье и глубокая разведка.
Согласны вместе работать? — спросил в заключение комбриг.
— Не то слово, товарищ комбриг, — отвечал за обоих Лосяков. — Просто благодарны.
— Договорились! — и комбриг пожал руки лыжникам.
На следующий день, седьмого января, Лосяков уже в качестве командира лыжного ядра, а Чепрасов — начальника его
штаба — приступили к формированию. И в тот же день отовсюду потянулись к ним люди: из морских школ, школы оружия и других,
с боевых, вмерзших во льды, кораблей, с кронштадтских фортов и береговых батарей. Молодые, сильные духом и телом, лихие
спортсмены, шли они, гордясь доверием, выбором и честью служить родине на опасном посту. Из них, после проверки, были отобраны
лучшие. Но и таких было слишком много. В отряд предстояло отобрать лучших из лучших. Тревожно ждал каждый боец решения
судьбы: возьмут или отошлют обратно в часть?
В большинстве это был младший командный состав срочной и сверхсрочной службы—коммунисты и комсомольцы.
Первый отсев сделал инспектор физической подготовки Краснознаменного Балтийского флота майор Махунов. Но и после
этого оставался крупный излишек. Вторичный отбор затруднял даже Махунова. Как отбирать? По внешнему виду? Но все
одинаково здоровы, сильны, превосходно ходят на лыжах и одинаково жаждут быть принятыми.
Десять дней велась тренировка. Десять дней напряженной физической борьбы за право попасть в лыжный отряд.
Много было обид, огорчений и разочаро ваний, прежде чем, наконец, майор Махунов окончательно отобрал лучших по
спортсменским и боевым качествам. Большинство — коммунисты и комсомольцы. Балтика послала в отряд лучшее, что имела.
Закипела работа. День и ночь, не помня об отдыхе, Лосяков с Чепрасовым создавали свой отряд, разбивали его на отделения,
взводы и роты. Назначили командиров. С утра до вечера люди тренировались в лыжных походах: без выкладки, с полной выкладкой
и с полным боевым снаряжением, соответственно фронтовой обстановке. Проводились учебные стрельбы: из пулеметов, гранатометов,
винтовок и пистолетов, Краснофлотцы метали гранаты. Изучался армейский устав: ведь предстояло работать на суше. Через двадцать
дней планомерной подготовки капитан Лосяков смог уже рапортовать командованию флота о полной готовности отряда к выполнению любых
боевых заданий.
Проходя перед фронтом выстроенного отряда, Лосяков светился откровенной радостной улыбкой. Да и как не радоваться? Один к
одному, сильный, ловкий, смелый, хорошо обученный и высокосознательный народ. Одно слово — балтийцы!
«Ну, и наделают они хлопот белофиннам... дадут жизни... » — думал командир лыжного отряда.
Днем двадцать седьмого января тысяча девятьсот сорокового года лыжный отряд выступил в Кронштадт.
Поверх армейского белья на каждом лыжнике была специальная одежда: ватные брюки и ватная куртка защитного цвета,
грубошерстная суконная гимнастерка, меховой жилет-«безрукавка», шапка-ушанка, две пары шерстяных носков, суконные
портянки, ботинки армейского образца, шерстяные перчатки с брезентовыми рукавицами. На ногах — лыжи с полужестким креплением,
в руках — бамбуковые палки. В ранцах за спиною: трехдневный запас продовольствия, две пары запасного белья, запасные свитера
и шарфы. Предусмотрено все до последних мелочей.
За какой-нибудь час шутя прибыли в Кронштадт. Переночевав, в десять часов утра двадцать восьмого января двинулись дальше —
на фронт — по снежной равнине Финского залива.
За фортом «О», где отдохнули и пообедали, вступили уже в район возможных боевых столкновений с врагом, а потому шли с полным
охранением. За три часа лыжники покрыли расстояние в двадцать километров от форта «О» до форта Ино на Финском побережье.
«Молодцы! —думал Лосяков. — И это при полной боевой выкладке... для начала — неплохо».
Ночевали на бывшем неприятельском форту, а в восемь утра двадцать девятого января тронулись в последний перегон к лесному
лагерю у деревни Руси, что в двадцати семи километрах от Ино.
Шли в полном порядке: ни усталых, пи отставших, никаких аварий или досадных происшествий. Это была первая проверка
людей и материальной части в действии. И действие было безотказным. Несмотря на мороз, холода не чувствовали, а в Руси пришли
даже основательно взмокшие: непривычно длительный переход, довольно тяжелый груз снаряжения и одежды, высокие и частые торосы,
с которыми большинство лыжников, даже таких испытанных, как Чепрасов и Армизонов, встречались впервые.
В лагере моряков, скрытом под землею в лесной чаще, царило оживление. Готового жилья или землянок для лыжников еще не было.
Наскоро пообедав, сразу приступили к рытью землянок. Работа была изнурительно тяжела. Кирками и ломами долбили глубоко
промерзшую, твердую, как гранит, почву. Потом валили лес, обтесывали, пилили, крепили землянки, обшивали бревнами, строили
нары, столы, налаживали отопительные «железки». К утру тридцатого января лыжники были обеспечены жильем.
С этого дня они вступили в новую, долгожданную, полную труда, риска и подвигов жизнь. О ней и будет рассказ.